Корсары султана. Священная война, религия, пиратство и рабство в османском Средиземноморье, 1500-1700 гг.

Есть свидетельства, что рабам не только заковывали ноги в колодки, но и надевали на руки кандалы[820]. Согласно Хебереру, это была дополнительная мера предосторожности, применяемая только в христианских водах[821]; тем не менее она означала, что у гребцов не оставалось шанса на спасение, если судно тонуло или опрокидывалось[822]. Все же это выпадало на долю не только им. Когда в 1626 году христиане затопили галеон Хасана Калфы, 36 рабов-моряков, заточенных в трюме, так и не выбрались; причем вместе с ними пошли на дно и примерно шестьдесят солдат-христиан, которые устремились грабить судно[823]. Впрочем, в шторм ноги рабам могли и расковать, чтобы те спасались сами[824]. Если же корсары решали быстро скрыться от врага, христианских невольников на банках поджидала непростая дилемма: чем чаще они налегали на весла, тем быстрее отдалялись от свободы. Словом, вероятнее всего, гребцы совершали такие рывки только под ударами плетей, впивавшихся в спины, и их подгоняла ругань солдат, обнаживших сабли[825]. Однако и в ином случае они в мгновение ока очутились бы в эпицентре длительного сражения, ничем не защищенные, прямо под огнем. Бывало, невольников убивали и сами солдаты-христиане, грабя судно. Скажем, в сражении при Лепанто именно испанские солдаты убили на банках одной из османских галер архиепископа Бара Джованни Бруни и его племянника, хотя тот и кричал: «Я – епископ! Я – христианин!» Разве в расследовании дела епископа Нардо, инициированном самим папой римским, не раскрылось, что ненасытные убийцы, ослепленные страстью к наживе, убивали и грабили многих других единоверцев?[826]

Несложно понять и то, почему гребцы умирали от зноя, если учесть, что на галерах было мало воды. Но стоит подчеркнуть, что Пьер Дан не считает причиной таких смертей жестокое обращение[827]. Так, в июне 1630 года четыре алжирских кальетэ 13 дней укрывались от бури на безлюдном пустынном острове, где не было ни капли воды; в результате умерло не только 45 гребцов-невольников, но и 14 турок; чтобы выжить, люди пили и соленую, и разбавленную уксусом воду; большинство из них заболело, что, само собой, понятно[828]. И кроме того, если гребцов и били плетью по спине, то, по крайней мере, не постоянно. Не следует забывать, что произведения, призванные вызывать сочувствие у читателей-христиан, преувеличивают эту проблему[829].

Габриэль Гомес де Лосада приводит поразительный пример в своем тексте, переполненном религиозными мотивами. Лосада говорит, что гребцы были обязаны на протяжении целого дня тянуть весла, довольствуясь крохами; и никто даже не возмущался тем, что многие умирали от жажды. Мусульмане не выпускали из рук палку и плеть. Они избивали рабов, нанося жестокие удары по окровавленным спинам, проламывали им головы, выбивали зубы, дробили кости[830]. Несомненно, все сказанное – преувеличение. Как мы подчеркивали, гребцы не работали постоянно; и в разделе 3 упоминалось, что в путешествии Леонардо Дона между Венецией и Стамбулом к парусу прибегали чаще, чем к веслам[831]. Испанец Педро даже рассказывает о гребцах, которые разбогатели благодаря тому, что занимались вязанием, пока судно шло под парусом; его история тоже свидетельствует, что они не только тянули весла[832]. Опять-таки, если внимательно прочесть тексты Хеберера, то несложно убедиться: сколько бы ни уставали невольники во время бури или же встречного ветра, им удавалось и отдохнуть, и заняться какими-нибудь мелкими делами, когда дул попутный.

Кроме того, должно быть, с рабами все-таки не очень-то плохо обращались, раз им разрешали вязать и использовать ружья в качестве лежаков, а пороховые бочонки вместо подушек. И сколько бы некоторые из западных источников ни изображали корсаров как кровожадных извергов, те не были беспощадными. Иначе зачем им было, едва оказавшись на суше, отпускать на волю старых и негодных к гребле пленников, позволяя тем вернуться на родину?[833] Опять же, разбойники могли проявлять такую заботливость, что снимали с себя последнюю рубаху на пеленки для младенца исландской пленницы, вдруг разродившейся на корабле[834]. Впрочем, это ведь и неразумно – плохо обращаться с такой ценностью, как невольники, которые и так умирали на кораблях без числа. И если учесть то, насколько трудно было найти привычных к морю гребцов, и то, что большая их часть принадлежала не реисам, а жителям побережья, то мы поймем, что рабов никогда не притесняли ради удовольствия.