Корвет «Бриль»

Мартин заспорил. Пино стоял на своем, и тогда Мартин предложил пари.

— На сколько? — спросил Пино.

— Пять долларов, — объявил Мартин. И Пино не заставил себя упрашивать. Он выгреб часть тряпья и улегся в ящике. Мартин опустил крышку, она закрылась плотно.

Пино вылез, и Мартин, смеясь, протянул ему бумажку. Потом он посоветовал Пино отведать завтра на берегу русской водки. Но не советовал налегать на нее.

Что это с Мартином? Никогда он не спускался в котельную, а на Пино и внимания не обращал. Просто не замечал его, бывало. Неспроста все… И тут Пино вспомнил совет старого капитана и посмотрел на руки Мартина. Он то рывком засовывал руки в карманы пиджака, то резко вынимал их и вертел пальцами за спиной. Мартин смеется, шутит, но нет в его движениях ни доброты, ни веселости…

Однако вскоре Пино перестал думать о Мартине. Закончив уборку, он вышел на палубу. Вокруг сомкнулся загадочный, невиданный советский город. Он звал Пино, подмигивал ему своими огнями.

На берег Пино сошел утром, с двумя матросами — датчанином и голландцем.

Все время томило Пино ожидание чего-то необычайного. Город как город… Рекламы вот маловато. Одеты все хорошо, тепло, нищих нет. Датчанин спросил Пино, не болит ли у него что-нибудь.

— Здесь вылечат бесплатно, — сказал он.

— Да ну?!

— У меня в Лондоне зуб как заныл, хоть в воду кидайся! Так ведь там с тебя сдерут… У нас ребята, коли стоянка в советском порту предстоит, мучаются, но терпят.

— Эх, досада! — воскликнул Пино и скорчил гримасу. — Не болит нигде.

Вечером матросы повели Пино в Клуб моряков. По дороге он набил карманы сигаретами да еще купил бутылку водки. В карман она не лезла, и Пино помахал ею, держа за горлышко.

В шумном вестибюле все трое застенчиво озирались, ища своих, с «Ориона». Датчанин толкнул Пино и показал куда-то вверх. Э, вот встреча! Сам мистер Мартин!

Четвертый помощник стоял на лестнице, украшенной у подножия статуями, и беседовал с незнакомым седым мужчиной.

Следует ли попадаться начальству в таком месте? Почти не задумываясь, Пино шагнул к статуе, опустил на плитчатый пол бутылку, и начал, истово крестясь, отбивать поклоны мраморной женщине в ниспадающих одеждах.

Кругом загрохотал такой смех, что Пино чуть не оглох. Хохотал и мистер Мартин. Его круглая румяная физиономия стала пунцовой. Потом он поманил пальцем Пино и сказал седому:

— Полюбуйтесь, господин директор, это наш первый комик. Мертвого развеселит.

Седой сказал:

— Превосходно! Мы попросим его выступить на концерте сегодня.

— О, Пино не откажется!

Баритон мистера Мартина сладко журчал. Мистер Мартин явно заискивал перед директором советского клуба.

— Простите, сэр, — сказал Пино, разыгрывая крайнее смущение. — Я не собирался никого смешить. Эта каменная сеньора разве не дева Мария?

И все кругам опять покатились, а мистер Мартин сказал директору:

— Да, таков наш матрос! Дикарь наших цивилизованных джунглей.

Выступил Пино с триумфом. Он плясал, пел «Кукарачу», изображал звуки городской улицы, современный джаз и утро в скотоводческом ранчо. Все это коронные номера Пино, но редко у него бывало столько слушателей. Наверно, больше двухсот человек собралось в зале. И все корчились, поджав животы.

Пино вернулся на судно, опьяненный успехом. Он столкнулся в коридоре с коком Анастасом, которому думал рассказать про мистера Мартина, но, не узнав грека, пробежал мимо.

Долго ворочался Пино на своей койке. Вот ведь, город как город, и люди с виду обыкновенные… И все-таки правду говорил тот кубинец в Лондоне, здесь другой мир. Родись тут Пино, на здешней земле, он смог бы учиться и, наверное, был бы знаменитым артистом.

И Пино вообразил себя знаменитым артистом — на огромной сцене, в необъятном зале, под лучами прожекторов — режуще-ярких, до боли, до слез.

7

Понедельник. Одиннадцать часов сорок минут.

Солнце отпечатало два золотых квадрата на стене кабинета Чаушева. В одном — его подполковничья шинель, охваченная теплым сиянием; в другом — старый, выгоревший план порта и учебный плакат, показывающий морское судно в разрезе. Пожалуй, можно подумать, что лето еще не кончилось. Но нет, вода за окном осенняя, темная, студеный ветер срывает белые гребешки.

На столе перед Чаушевым — список экипажа «Ориона». Фамилии датчан, немцев, греков. Один аргентинец. Чаушев видел его на судне и запомнил — губастый, со сросшимися клочками бровей.

Очень уж часто на «Орионе» меняют команду. Греков почти не осталось…

Старый капитан — не хозяин на судне. Чаушев поежился, — вчера он пожал руку старику и едва не отдернул свою. Пальцы точно стеклянные. Холодные, хрупкие… В прошлый раз четвертый помощник был грек. Симпатичный парень, бывший партизан. А теперь на его месте вот этот…

Ричард Мартин по документам англичанин. Но он мог бы быть и Рихардом, судя по тому, как он говорит по-немецки, — Чаушев слышал его случайно… И вот что любопытно, четвертый-то помощник едва ли не главное лицо на судне. Его явно побаиваются.