Корзина полная персиков в разгар Игры

– И я Вам благодарен, господин Охотин и Вашему начальнику. Ведь быть учителем, перестав быть учеником, невозможно. Кажется, так гласит старая немецкая пословица. Кстати, нынче к вечеру я приглашён к знакомым на ужин. Рад бы был взять Вас с собой, ведь Вы, всё же, гость нашей столицы.

Глебу стало неловко, но Иркентьев быстро уломал его и, через несколько часов, проведённых Охотиным за изучением богатейшей библиотеки в доме, оба они направились по Владимирскому проспекту26 и Литейному, мимо магазинов фирмы «В. И. Черепенников с сыновьями», державшей колониальные товары. Узкий тёмный двор-колодец, которым они, срезав путь, прошли к парадному подъезду третнёвского дома, пропах жареным кофе, кошками и напомнил Охотину мрачные романы Достоевского.

В роскошной квартире госпожи Третнёвой уже собралось несколько человек. Охотин был принят с обескураживающей теплотой и любезностью. Миловидная говорливая хозяйка, по виду – типичная великосветская прожигательница жизни, представила его расположившимся на диване и в креслах господам, каждый из которых что-то из себя представлял и выражал мысль свою витиевато либо слишком мудрёно. Растерявшийся Глеб не запомнил толком имён с отчествами всех почтенных господ – подвязавшихся в искусствах и науке. Вскоре прибыли ещё двое с жёнами, или подругами и все устремились к столу. Запомнился Глебу лишь самый первый из представлявшихся ему гостей: смуглый высокий стройный молодой человек с аккуратными усиками, одетый как денди, возможно, возраста брата Петра, со странным взглядом выпуклых тёмно-карих глаз. Протягивая руку и закидывая назад гладкие волосы с безукоризненным пробором, он проговорил членораздельно и весомо: «Николай Николаевич Врангель27, поклонник живописи». Взгляд его был всезнающим и, в то же время, каким-то шальным, несерьёзным. Тут, стрекоча, подбежала хозяйка в жабо с воротником из белого тюля с кружевами валансьен:

– Следовало бы добавить «и знаток живописи». Сравнимый уже с самим Александром Бенуа. Господа, пора к столу! Ах, кстати, милый Кока, – повернулась к Врангелю, – не соизволит ли сам Александр пожаловать?

– Не думаю. У Бенуа второй день творческий полёт, но кто знает…

– Что же, мы никого больше ждать не можем, прошу всех к столу!

– Барон, Вы бы о новой выставке своей рассказали, – обратился к Врангелю довольно пожилой и не слишком приятной наружности субъект.

– Я не премину, конечно, конечно… – поднял на него «замонокленный» тёмный глаз Кока.

– А что это будет за выставка? – мимолётно поинтересовалась, поглощённая вовсе иным, хозяйка.

– «Русская портретная живопись за сто пятьдесят лет». Такого название, подразумевающее портреты с 1700 по 850-ый. Приходите, уже немало дней, как открыта. Скоро мы будем знамениты не меньше самого Дягилева!

– Говорят, Вы заняты сейчас разбором коллекции Музея Александра Третьего? – щебетала хозяйка.

– Да есть такое. Работа, право же, без конца и без края…

Кто-то за спиной Глеба тихо себе под нос буркнул с оттенком презрения: «Самоучка».

– О, Вы умница, Вы открыли для России Кипренского! – раздался басовитый голос упитанного бородача купеческого вида.

– Не без помощи нашего любимого Сергея, прошу любить и жаловать, – с этими словами Врангель выдвинул вперёд примерно также щеголевато одетого видного молодого человека с моноклем в глазу и офицерскими, возможно нафабренными, усами, – Сергей Маковский28, поэт и художник! Крупнейший талант! Он на пути открытий в поэзии и живописи!

Человек с моноклем и видом самовлюблённого и самоуверенного красавчика, ничуть не смутившись, покровительственно отстранил Николая, как главный в команде и произнёс:

– Дамы и господа, пусть копошащиеся у нас под ногами злорадствуют сколько им угодно, но мы будем идти своим путём! Мы и символисты и декаденты, но мы и несимволисты и недекаденты, мы выше! И не надо нам в пример непременно ставить господина Дягилева. «Мир искусства» – это прекрасно, но у нас свой путь. И статьи об искусстве моего юного друга Николая Николаевича ценятся уже наряду с дягилевскими.

– Да вот, работаю как молодая тигра, – хищно осклабился Николай, бесцеремонно разглядывая юную очаровательную зеленоокую особу восторженно-экзальтированного вида, кажется представившуюся Глебу, как поэтесса. Она не заметила насмешки и продолжала водить с одного гостя на другого огромными неповторимыми очами.

– Незаконная дочь самих Юсуповых, хороша-а-а, – хрипло шепнул кто-то на ухо Глебу.

Глеб перестал понимать, зачем собрались здесь все эти столь разные люди, чего они хотят и что руководит их побуждением ко всем этим сумбурным разговорам и показухе?

– Господа, к столу!

– Будьте покойны, господа, здесь вам подадут перед сладким сухое шампанское, после сыра – сладкое десертное, а затем – кофе и ликёры, как и подобает, – заглатывает слюну похожий на купца человек, желающий быть донельзя светским, хотя бы нынче, – в этом доме вам не подадут шампанское с хлебным квасом. Ольга Сергевна не их тех…