Корзина спелой вишни

— Если моя дочь сделает такой сноп на голове, вот увидишь, я отрублю ей голову.

— Вай, Тухбат, не говори так. Помнишь, Кадичулав…

…А между тем самолет, в котором летела Рисалат, уже шел на посадку. Но женщины, занятые своей работой и… своими хабарами, не обращали на него особого внимания, так как никто из них сегодня не ждал из города ни родных, ни гостей. Поэтому они подняли головы только тогда, когда самолет уже приземлился и из него стали выходить пассажиры.

— Вуя, сестра! — воскликнула Жамилат и толкнула локтем свою соседку Хасият. — Погляди-ка туда! Или меня подводят глаза. Скажи, бывают ли средь бела дня нечистые духи?

Отбросив кирку, Жамилат выпрямилась и приложила козырьком руку ко лбу.

— Сгинь, нечистая сила! — прошептала Хасият.

Но нечистая сила не только не исчезла, а, наоборот, нахально и уверенно приближалась к картофельному полю. А рядом, нисколько не смущаясь близостью с «нечистой силой», вышагивал высокий парень с чемоданом в одной руке и с портфелем в другой.

Взоры всех женщин устремились им навстречу.

И вот уже все увидели, что она — это на самом деле он, только почему-то в красной рубахе поверх брюк и с красной сумкой через плечо.

— Парень, а с женской сумкой, — хихикнула Жамилат.

— А на ногах-то! — подхватила Хасият. — Будто поднялся на высокую кучу лепешек. Вуя! Как только он их тащит. И зачем столько материала тратить на одни туфли?!

— Где это видано, чтобы мужчина носил красную рубаху и женскую сумку! — возмутилась Тухбат и вдруг, вскрикнув, бросила кирку и, перепрыгивая через грядки, помчалась навстречу этой странной паре.

И вот уже ветер донес до женщин ее воркование, в котором радость смешивалась с тревогой: «Асхабали, ты же только вчера улетел… ты же говорил, семинар будет три дня…»

И все увидели, как Тухбат отобрала чемодан у высокого парня и обняла его, при этом заслоняя своим широким платьем второго юношу, который больше всего интересовал женщин.

И тут случилось невероятное.

— Бабушка Жамилат! — закричал незнакомец голосом Рисалат, и не прошло и секунды, как повис у нее на шее.

Все видели, как пошатнулась, как побелела Жамилат, как ее посиневшие губы, дрожа, шептали что-то, наверное, заклятие против нечистой силы, в то время как Рисалат без умолку чирикала:

— Бабушка, как я соскучилась без всех вас. Как мама? Отец? А дедушка — все строгает свои ложечки? А ты почему здесь? Тебе же вредно на солнце. Ой, какая ты бледная. А я нарочно ничего не сообщила. Хотела сделать вам сюрприз. Ты рада?!

— Что случилось? Ты же должна была приехать только в июле. У вас ведь сейчас сессия, — наконец выдавила из себя Жамилат, уверенная, что ее внучка — студентка медицинского института. И вдруг страшная догадка пронзила ее: — Ты… ты провалилась на экзаменах?

Бедная Жамилат, она и подумать не могла, что правда окажется хуже самых ее грустных предположений.

— Нет, бабушка. Я уже окончила, — весело проговорила Жамилат.

— Она получила диплом с отличием, — с гордостью добавил Асхабали. — Рисалат, покажи им диплом.

— Вабабай, Рисалат! Разве ты не на врача училась? — крикнула Хасият, когда до нее дошел смысл этих слов.

— Если все будут врачами, кто же станет вам шить красивые платья. У нас в ауле три врача и ни одной настоящей портнихи, — возразила Рисалат, не без страха косясь на бабушку.

Но, к ее удивлению, Жамилат не разразилась бурным потоком слов.

Она все поняла и теперь изо всех сил старалась держать себя в руках. «Нет, она снесет и этот удар судьбы. Она не даст людям повода хихикать за ее спиной: мол, Жамилат так обрадовалась приезду внучки, что упала в обморок».

— И правильно сделала, доченька! — проговорила она с вымученной улыбкой. — Никогда не останешься без куска хлеба.

Но если Жамилат совладала с собой, проявив незаурядное мужество и хоть в какой-то мере обманув бдительность аульчан, то Тухбат не удалось скрыть своего позора: ведь это ее старший сын Асхабали, чью свадьбу она недавно расстроила, так как его невеста оказалась, по ее мнению, не слишком скромной, сегодня ее любимец прилетел вместе с этой Чичих и нес ее чемодан…

И только одна женщина от радости, можно сказать, танцевала внутри своего платья. Это была Хасият. «Так тебе и надо, Тухбат, — стучало ее сердце. — Тебе, видите ли, не понравился «сноп» на голове моей дочери. Так пусть теперь он приведет в дом такую…»

И, словно подслушав ее мысли, Асхабали нежно взял под руку Рисалат и повел ее к аулу. Так они и шли рядом, склонив головы друг к другу. При этом все видели, что в свободной руке Асхабали нес и свой портфель и ее чемодан, что было ему неудобно, так как ручки чемодана и портфеля с трудом умещались в ладони, а тяжелый, раздутый чемодан ударял по ноге, но тем не менее он не менял позы.

Первой опомнилась Тухбат. Она схватила кирку и с такой яростью стала расправляться с сорняками, словно это были не безвинные травы, а сын ее Асхабали и его нахальная спутница.