Корзина спелой вишни

Пролетели дни, месяцы, годы… Девочки росли статные, красивые, словно колосья на хорошо удобренной земле. Работа так и спорилась в их руках. В учебе они не отставали от других. И вот незаметно пришла та пора, когда дом, где подрастают девушки, начинает привлекать матерей, у которых выросли сыновья. В дом, где было одиннадцать невест одна другой краше, зачастили матери, подозрительно добрые, с заученными улыбками на губах. Они как бы случайно попадали к обеду или ужину, когда старшая, Сарыжат, хлопотала у очага, и следили за ней внимательными, все подмечающими глазами: умеет ли она быстро, экономно и красиво приготовить еду. Ведь в горах первая оценка девушке дается у очага. Важно не только, как она готовит, но и как ест, как ведет себя за столом. Если девушка проворно подаст на стол, сядет последней и встанет первой, значит она будет хорошей хозяйкой.

На семнадцатом году жизни у Сарыжат уже было три жениха. И она никак не могла сделать выбор. То ей казалось, что она любит одного, то другого… Но стоило ей встретить на улице третьего, как сердце ее начинало учащенно биться, а щеки так вспыхивали, что она, стыдясь, опускала голову.

Дома между матерью, отцом и бабушкой разгорался спор. Занды нравился учитель Казамби, только что окончивший буйнакское педучилище и теперь работающий в ауле. Немногословный, как Занды, он сразу полюбился и школьникам и родителям.

Хатун же считала, что лучшего зятя, чем Магомед, сын землепашца, и желать нельзя. Она давно приглядела этого работящего парня с сильными тяжелыми руками. Поле, вспаханное Магомедом, отличалось от других своими ровными глубокими бороздами. А пшеница, выращенная на нем, колыхалась такими тяжелыми колосьями, каких не было на других участках. Кроме того, Магомед — единственный сын. И дом его стоит в центре аула у самой водокачки, недавно построенной колхозом.

А Узлипат, всегда готовая уступить мужу и матери, на этот раз твердо держалась того мнения, что мужем ее любимой дочери Сарыжат должен стать только Абдулхалик, заведующий сельским клубом.

Да, Абдулхалик, известный по всему району певун и весельчак: ни одна свадьба не обходилась без него. «Пусть хоть моя дочь проживет жизнь легко, с веселым человеком. Она ведь и сама веселая. Когда он поет, мир становится светлым, а когда танцует, ты и сама словно превращаешься в ребенка», — так объяснила Узлипат свой выбор.

— Вот потому-то ей и нужен серьезный муж, — не соглашалась Хатун. — Когда два пламени соединяются, получается большой огонь. И он пожирает все. Пламени нужен очаг, а внучке моей тихий, спокойный муж. Когда две быстрые реки сливаются, они затопляют берега. А надо, чтобы река имела русло. И вообще, песнями да танцами семью не прокормишь.

Но все эти споры ничего не давали. И Сарыжат, хоть и слушала разные доводы, никак не могла принять решения. Наоборот, чем больше она слушала отца, мать и бабушку, тем меньше понимала, на ком же ей остановиться.

И тогда Хатун, известная своей мудростью, решила пойти на хитрость. Она придумала испытание для женихов. Тот, у кого окажется выше горский намус[31], и будет мужем ее внучки. А мерилом этого намуса она всегда считала отношение мужчины к женщине.

Предложение Хатун оказалось кстати, потому что Сарыжат пора было выйти замуж и уступить дорогу своей младшей сестре. Сарыжат к тому времени окончила десятый класс, ей стукнуло семнадцать, и она рисковала прослыть старой девой. В горах, где ясен и чист воздух, хрустально прозрачны родники и жарко греет солнце, девушки созревают рано.

И вот в одно прекрасное утро, следуя наказу бабушки, Сарыжат вышла из ворот, нагруженная корзинами с абрикосами. Две корзины были на ослике, третья — у нее на спине.

Никто и не догадывался, что в этот день решается ее судьба. А между тем Сарыжат, замирая от волнения, замедлила шаги у колхозного клуба. Влюбленный Абдулхалик сразу узнал ее пестрый платок и выбежал навстречу:

— Йорчами, Сарыжат, — весело обратился он к ней. — Тебе помочь?

— Ворчами, Абдулхалик. Спасибо, не надо.

— Тогда, может, угостишь абрикосами?

— Пожалуйста. Есть абрикосы на ослике, есть у меня на спине, а есть на груди…

Юноша, обескураженный ее словами, с минуту стоял не шелохнувшись. Потом выпрыгнул через окно клуба и встал перед ней, как натянутая стрела. Рука его потянулась не к корзинам, а к Сарыжат.

— Я думала, Абдулхалик, что ты настоящий горец… — с горечью сказала девушка и пошла дальше.

Точно так же она замедлила шаги у школы. И учитель Казамби вышел ей навстречу, спокойный и величавый.

— Йорчами, Сарыжат! Что, уже абрикосы поспели? — спросил он, улыбаясь.

— Да, пора было собирать. Вот и вышла спозаранку.

— Угостила бы!

— Бери сколько хочешь. Вот на ослике, вот за моей спиной, а вот на груди.

— Ну… если ты разрешаешь… — чуть замешкавшись, тихо проговорил Казамби, и рука тоже потянулась к Сарыжат.

Но девушка отстранила его руку.

— Говорят, что кувшин можно оставлять и открытым, если есть совесть у кошки, — сказала она с досадой и пошла дальше.