Корзно

- Во-от! Сам признался! Закоренелый троцкист! Кормился с руки гидры контрреволюции!".

***

Растерянности Романа, даже с ярким покраснением лица и внезапной утратой речи, хватило только до порога. В шатре он резко вывернулся из-под моей руки и отскочил в сторону, судорожно хватая себя за пустой пояс.

Русский князь редко ходит без меча.

Непривычно. Неудобно.

Неуверенно. Тревожно.

Это и должно быть твоим нынешним ощущением, Ромочка.

Профи "по людям", сталкиваясь с новым человеком, должен быстро ответить на три вопроса: опасен? интересен? сложен?

Подкидыш - очень опасен. По моим делам и его возможностям - весьма интересен. Не сложен. Не только по сравнению с Боголюбским, но и с Гнездом или Михалко. Однако, трудно предсказуем. Не из-за глубокой мудрости, а по вздорности характера.

Ловить его я не стал, а присев к столу на низенькую лавочку, кивнул на такую же напротив, и, вытащив из сундучка листик бумаги, положил на стол.

- Садись. Чти. Про тебя.

Он настороженно смотрел на меня, а я вытянул носовой платок.

Ура! Я спрогрессировал носовые платки! Обошлось и без дона Руматы. Теперь сопливые могут обойтись без блестящих рукавов и подолов!

Трубно высморкался. Просквозило где-то на ветерке на Волжских кручах.

Роман послушал аккомпанемент моего аварийного продувания гайморовых полостей и прочих анатомических подробностей. Осторожно подошёл к столику, издалека заглянул в лежащий листик.

- "Господину князю Ивану Юрьевичу, прозываемого "Зверь Лютый" от Великой Княгини Агнешки Болеславовны, ныне, по грехам своим вдовицы убогой, поклон...".

Читал Роман медленно, шевеля губами. То наклоняясь сильнее, то отодвигаясь от столика.

Ага. Увидел.

Прочитал. Не понял.

Перечитал. Не поверил.

Снова побагровел. Ещё раз пробежал строчку глазами.

Схватил лист. Смял в кулаке.

Ещё раз, двумя руками.

Начал рвать. Пополам, ещё пополам. Ещё, ещё.

В клочки. В мелкие. Аж дрожит.

Поднял на меня глаза.

Какой увлекающийся юноша! Даже забыл о моём существовании.

Теперь вспоминает. С трудом. И со стыдом: публично явил несдержанность.

Проявляю доброжелательность и сочувствие. В форме совета:

- В рот и съесть.

Совсем одурел - потянул горсть с бумажными обрывками ко рту. В последний момент одумался, остановился.

- Не хочешь? Сыт? Тогда присядь.

Он ещё смотрит растерянно на меня, а я выкладываю на столик меж нами следующий листок.

- Точно такое же, что тобою порвано. Садись, дочитай до конца.

В здешнем русском языке нет слова "копия". Говорят - "список". Но эти листики не списывали. Приходится как-то описательно.

Роман мгновение смотрел на меня непонимающе. Потом перевёл взгляд на листок на столе. Пробежал взглядом первые строки. Дёрнулся схватить, но кулак занят - в нём клочки от первого экземпляра.

- Хочешь и этот порвать? Не препятствую. Коли надобно тебе это... глупое рвачество, то и рви. У меня тут... ещё с пяток есть. Рви себе на здоровье. До несхочу. А вообще таких листиков - две тьмы. Один в один. Каждая буковка, каждый завиток - одинаков. В каждом листике. Изготовлено типографским способом. Ты про такой способ не слыхивал, но можешь сравнить.

Я вытянул из сундучка ещё пару листиков. Разложил перед Романом на столике и стал тыкать пальчиком:

- Смотри: титло. Здесь, здесь и здесь. Зело - здесь, здесь - один в один каждый завиточек. Ук - вот один, другой, третий - все одинаковы. У ера палочка - всегда на одно расстояние отставлена.

- К-как э-это?

Вопрос потрясённого Романа относился, явно, не к одинаковости всех трёх экземпляров. Но я ответил: