Корзно

Я представлял подобную картинку по фильмам Эйзенштейна, а вот Роман - по недавно виденному, по свежему для него реалу. Его картинка, явно, была более яркая, более впечатляющая.

- Проглотил ты обиду, умылся позором, собрал майно и побежал. Камо грядеши, Роман? Тебе, отбросу смердячему, князю поддельному, на Святой Руси места нет. Ты же для любого русского человека - крыса бешеная. Забить быстренько, близко не подходя. Чтобы не цапнула ненароком. Куда тебе? К язычникам? К Криве-Кривайто? Так тебя там в жертву принесут. Ихним богам-идолам. Сожгут живьём. В ямке, в валу их капища. К другу своему, к Казимижу? И кто ты ему? Позор сестры? Стыд его любви к тебе? Даже и примет в дом - кем? Дворняжкой безродной? У порога на тряпке половой спать, по слову хозяйскому голос подавать да хвостиком вилять? Да только и Казимир не самовластен. Старшие братья его морды скривят и побежишь ты...

Я неопределённо помотал рукой в воздухе, махнул куда-то в сторону расслабленной презрительно кистью.

- Хотя вряд ли. Зарежут. Зарежут ещё по дороге. Ближники твои, гридни верные. Вскорости после Новагорода. А то и до.

Я чуть прищурился, будто рассматривая картинку:

- Сидят, к примеру, два твоих гридня на привале, болтовню болтают: - Слышь, Торопко, а князь-то у нас того, не настоящий. - Да ну, брехня. - Тю. Сам грамотку видел. Вот так прямо и написано: выродила бездельная бабёнка гулящая. Матушка евоная, ну, Княгиня Великая Агнешка Болеславовна сказывает. - И чё? - Дык... ежели он - не князь, а самого что ни на есть подлого сословия... то нахрена мы ему служим? - Как это? Мы ж присягали. - Х-ха. А ты вспомни. Мы кому присягали? Князю Роману Мстиславовичу. А этот... и не князь, и не мстиславич. Обманули нас, Торопко, обошли-объехали. Стал быть, и присяга наша... обманка. - Ага. Ну. Коль он не князь, а мы-то князю... стал быть, присяги нема. И чё? - А то. Что он вор. Он нас с тобой обманул. Помнишь, ругал, стыдил, сапогом пнул... - И? - От князя мы с тобой такое терпели. А от подлого безродного куплёныша... Надо виру взять. За обиду. - Эт как? В суд его, что ль тащить? - А на что в суд? Сами. Возьмём из майна его чего глянется. - Не. Он драться будет. - И чё? Он-то один, а нас-то двое. И ещё мужи добрые есть. А то - когда спать ляжет. Ты вспомни-вспомни. Как он тебя давеча в Новгороде плетью... А ведь не за что. Чисто по злобе своей. Воровской. Подлой. Безродной.

Я оценил впечатление, произведённое на моего визави воспроизведением гипотетического "диалога в лицах". Парень не шевелился, не дёргался лицом и телом, но, явно, вполне "видел" моё описание. Наверняка, куда лучше представляя в этих ролях конкретных людей из своего окружения.

- Если быстро, то тебя дня через три-четыре прирежут свои же. Может, с участием новогородцев. Им князь-подкидыш - не надобен. А тащить тебя до Новогорода - с другими боярами делиться. Твоим майном. Зная твою вражду с Боголюбским, смоленскими да полоцкими, могут и в узы взять. И твоей головой выкупить княжескую милость. У настоящих князей.

Я чуть пошевелил лист бумаги на столе, подумал.

- А то в Новгороде. Повяжут и Ропаку выдадут. Посадник Якун, говорят, умный. Твоей головой свою шею сбережёт. Тебе-то так и так смерть. За обман народа православного и Руси Святой. А Якун... может и прощение получить.

- Хочешь, чтобы я тебе Новгород отдал?

О! Оклемался. Какая ненависть! В лице и в голосе. И горечь. От безысходности. От множества этих листиков с этим текстом. Их не переспорить, не переговорить, не заткнуть. СМИ - оно именно "М", а какая там "И"...

А ведь парень сдался. Он сам ещё не понял, он ещё будет взбрыкивать да хитрить, но новость от Агнешки принял, и понял, что заход с таких козырей не перебивается. Он ещё может попытаться сбежать. К маврам, к бессерменам. В Гренландию, в Португалию, в Святую Землю - инкогнито.

Кончился князь Роман, сын Мстиславлев, праправнук Мономахов.

Жить - можно. Простым рыцарем. Не высовываясь. Род может подняться: ты - рыцарь. Какого-нибудь "печального образа". Сын - барон, внук - граф. В Палестине, где часто убивают, внук может даже и королём стать.

Он. Не ты.

Бешеное честолюбие Романа, отторгаемого родителями, братьями, требовало его личного возвышения, а не семьи, рода, Руси. Он хотел славы, чести, богатства, земель... себе. Прежде всего. А не потомкам. Хотя сыновья его, пока даже не зачатые, что Даниил, что Василько, будут в РИ славными князьями. Даниил ещё и королём Русским побыть успеет.

- Нет, Романе, Новгород мне не нужен.

Скачки с препятствиями продолжаются. А ты что думал? А подумал бы чуток - понял. Мне Новгород не отдадут. Есть князья русские, есть Ропак, есть Государь. У них там лествица, родовые счёты... Я в ряду претендентов на Новгородское княжение... пункт десятый. А уж сидеть там, как положено князю, я точно не буду.

Злоба, несколько истеричная от невозможности выскочить из ловушки, в которую я загнал его, отступила перед изумлением. Как же так? Вторая столица. Мечта всякого князя.

Не моя. У меня своих мечт вдосталь.

- Квасу хочешь?