Корзно

- Молитвой истовой очистишь ты душу и прижавшись к камню с трепетом веры, любви, надежды, с дрожью ожидания чуда услышишь шаги. Не лёгкую поступь ангелов небесных, что едва касаются тверди земной даже и сложивши крылья свои. Не дробный цокот копытц бесов, ибо какие бесы в Святом Храме. Нет, твёрдый размеренный шаг человека. Человека смотрящего, думающего, делающего. Уподобляющемуся Господу в своём созидании, превосходящему Сатану в своём разрушении. Поступь Человека Разумного, шаг Зверя Лютого. Меня. Господина твоего.

Горячее, прерывистое дыхание Всеволода выдавало его крайнее волнение. Происходившее, судя по ощущениям в кулаке, вовсе не от моих слов. Но связочка получается выразительная: при каждом будущем оргазме, что, вероятно, будет случаться с ним часто - недаром же прозвище "Большое Гнездо" - он будет, явно или подсознательно, вспоминать этот текст.

Сперва - явно, потом - просто по краю тень промелькнула.

- И взойдёт господин твой на Голгофу, и встанет над тобой, обнажённым и беззащитным, распластавшимся и смиряющимся, припадающим и вжимающимся. Очистившимся от мирской суеты, предоставившего себя свету и счастью. И вознесётся к Господу молитва твоя: "Положи себя, как печать, на сердце мое, как перстень, на руку мою: ибо крепка, как смерть, любовь моя. Любовь к тебе, господин мой". И смилостивится Господь к мольбам твоим, и снизойдёт Господин твой к надеждам твоим: скинет сверкающие одежды свои, и обратится на тебя, исполняя желание твоё. Ляжет. Как печать. На тебя. На тело твоё, на душу твою. Покроет. Собою как покровом. Обоймёт и защитит, прижмёт к твёрдости скалы, вдавит в неровности камня. Дабы вошла в тебя благодать, отзвук силы и славы господней, навечно отметивший сию глыбу.

Я дёрнул его. Парень ойкнул. Но пару мгновений спустя снова прижался к моей ладони, к сильно, властно, по-хозяйски уверенно сжавшимся пальцам, удерживающим, щупающим, поворачивающим.

Предлагаясь. Отдаваясь.

Послушно. Восторженно. Искренне.

От всей души. Без всякой задней мысли.

- И войдут в тебя в миг един и благодать господня, и господин могучий. Неостановимо и мощно. Болью и радостью. Страданием и просветлением. И наполнят душу и тело твои. Силой и славой Сына Божьего, силой и славой Господина твоего. Пронзят. Заполнят. Соединятся. Сольются. В тебе. В теле твоём, как в кувшине глиняном. Весь ты будешь сиять в блистании светозарном, в счастье радости. Бог есть любовь. И переполнит любовь тебя. Любовь Господа нашего, любовь Господина твоего. Слёзы восторга хлынут, не удерживаемые более, из очей души твоей, наполненной любовью Всевышнего, семя жизни потечёт из чресел тела твоего, наполняемого хозяином твоим. И не будет у тебя сил от счастья, сил остановить изливающееся из очей души, из членов тела.

Судя по моим ощущениям, остановить нас обоих сейчас... только прямым из "стингера" в голову.

- Изольётся, брызнет, побежит, покапает семя твоё по расщелине в теле Голгофы, по которой прежде и кровь Спасителя текла. Смешается новое - с прежним, твоё - с кровью Христовой и упадёт на череп первого человека, Адама, под той скалой похороненного. Вздрогнет первый человек и обрадуется. Вот, де, Святая Земля ныне в добрых руках, в крепких да в заботливых. В твоих руках. Как ты - в моих.

Глядя лицо в лицо, глаза в глаза, расширившиеся в темноте храма, почти касаясь друг друга лбами, мы переживали одновременно любовную судорогу. Мгновения исполнения желаемого. Достижения цели. Облегчения от напряжения. Получения удовольствия. По-разному. Ибо и сами мы различны и опыт у нас довольно несходный. Но - вместе, сопричастно, едино.

А внизу гремел хор:

"Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ, и сущим во гробех живот даровав".

Погладив напоследок по вспотевшему личику своего выдоенного... "козочку", я неторопливо отпустил его.

Он никак не мог уровнять дыхание, вовсе не спешил выпрямиться, отодвинуться, пребывая ещё в потрясении от слов и мыслей, чувств и движений. Вмещённых в истёкшую едва ли четверть часа.

Мда... Какая ассоциация первой возникает при словах "секс со Зверем Лютым"? - Незабываемый! - Вот и не забывай.

- Как ты?

- Я? Я... эта... о-ох... Мокро. В штанах.

- Ха-ха-ха. А ты как думал? Я ж говорю: потечёт из тебя. Прямо Адаму на череп. Ладно, иди помойся, штаны перемени. О случившимся... сам понимаешь. Даже и на смертном одре... Помни. Душой, умом, телом. Забудь языком. Иди.

Он выпрямился, чуть морщась от неприятных ощущений в штанах. Вдруг резко согнулся, припал к руке моей. Жадно, жарко несколько раз быстро поцеловал и стремительно удалился. Будто спеша убежать от того места, где он... где его... где ему... Короче: отсюда.

Едва шаги его стихли, как тяжкий вдох напомнил мне о третьем участнике нынешнего мюзикла. Участнице.

- Что, Агнешка?

Она, прежде чуть отодвинувшаяся, вдруг резко боднула меня головой прямо в... в отработавшие и постепенно возвращающиеся к нормальному транспортировочному состоянию части тела. Что-то быстро начала туда лепетать.

Пришлось ухватить за платок и вытащить её лицо из моих штанов.

- Ты чего?