Косьбище

Если бы мужик сходу согласился — я бы усомнился. В его искренности и правдивости. То, что он судорожно старается найти выход, помимо трёх предложенных мною, отражалось на его бородатой физиономии. Работа, извините за выражение, ума.

– Да, слышь дядя, сам запомни и другим скажи: кто надумает ко мне в смерды — милости прошу. Заново окрестим, землю дам, баб там, скотинку… Что для нормального житья надо.

– Э-эх, боярыч, на смерть лютую гонишь, на муки мученические. Она ж Сатане служанка! Ведьма она! Бесы ж…

– Стоп. Врага человеческого без нужды не вспоминай. А тебе нож дам. С Перуна, мною убиенного снятый. Из тёплых стран привезённый. Оттуда, куда цапель ваш на зиму улетает. Там-то такой глупости нет. Там цаплю за бога не считают. Или — за Сатану. Значит — тамошний клинок поможет. Опять же — на нем орёл. А орёл, да ещё двуглавый, всяких цапель, хоть простых, хоть божественных, в клочья рвёт. И ты так сможешь.

Мужик снова загрузился. Орнитология как обоснование теологии. Ну и что? «Пашни воронов» как отказ от агрономии и обоснование безделья — проходит, а озеро Таньганьика, где эти птички зимуют и цихлидами кормятся, — нет?

Пока я ходил за отобранным у деда Пердуна фирменным кинжалом с двуглавым орлом, Ноготок, старательно скрывая собственное раздражение и ошарашенность произошедшим, отвязал «птица» от бревна. И откуда такое удивление? Процедура штатная, называется — «перевербовка». ВВП, говорят, большим мастером в этом деле был. И, судя по многим его публичным выступлениям, сохранил это мастерство даже в масштабе национального телеэкрана.

Понятно, Ноготку обидно — столько времени потратил, чуть было новую казнь не опробовал и тут «на» — у хозяина приступ милосердия. Не боись Ноготок — при моих попаданских талантах найдём мы скоро — кому брюхо взрезать и кишки вымотать. Освоишь ты эту… инновацию. И, как я предчувствую, не её одну.

Отвязанный мужичок кряхтел, ойкал и ахал от боли в пострадавших, обожжённых, битых частях тела. Поискал глазами остатки своего маскарадного костюма, но, прикрыв срам и матерясь на каждом шаге, отправился в другую сторону — к сараю с «пламенным горнистом». Вот она, сила любви. Не то братской, не то плотской…

И опять, и снова, и каждый раз… Лбом в столб «самовкопавшийся». «Умный учиться на своих ошибках, дурак — не учится ничему». Похоже, я — не умный. Вторая шишка будет.

– Дядя, ты чего встал?

– А… э-э…???

– Дяденька, вот это называется — «баба голая». Вы там со своими птичьими заморочками совсем от жизни отстали. Ты что, не видал никогда? Так с кем же ты по-молоду женихался? С ёлкой? Или забыл уже?

– Акгхк… кхр… Ё… Ага. Забыл. Лет 12. Вот те… Ой!

Подпихнутый по больному месту мужичок устремился-таки мелким шажком в сторону своего младшего брата и любовника. Однако отвести взгляд от коленок раскинувшейся Кудряшковой жёнки так и не смог. Пришлось самому отвязывать младшенького, собирать братцев домиком и тычками с пинками направить к выходу. Даже и переступая порог, братья-любовники неотрывно смотрели назад. Ну, естественно, оба навернулись. Спасибо тебе, товарищ Исаак, который Ньютон, за твой закон всемирного тяготения. Только его повсеместность и неизбежность даёт хоть какую-то надежду на возвращение мозгов этих… «птеродактилей» к нормальному функционированию.

Одежонку с топорами и ножами я им не отдал. И руки, хоть и спереди, хоть и лыковой верёвкой, но связали. Нечего. Пусть так. Вариантов меньше, отвлечений всяких — быстрее до своего «гнездовья» доберутся. Где оно — я так и не понял, но Сухан запомнил описание дороги. Старший из мужиков кланялся, крестился связанными руками, поминал на каждом слове «крест святой», Иисуса, всех апостолов, восхвалял мою милостивость и потихоньку выпихивал младшего за ворота. «Пока этот мелкорослый плешивый псих не передумал». Ножик с турецким орлом болтался у него на шее и хлопал по разным местам при каждом поклоне. Младший вздрагивал, мутно оглядывал двор, кланялся невпопад. И не мог оторвать взгляда от сарая, за стенкой которого осталось столь потрясшее его зрелище. Бревенчатая стенка, ясное дело, непрозрачна, но голова молодого «птица» наводилась на местоположение «пылающего горна», как стрелка магнитного компаса на северный полюс. Без всяких девиаций.

Ну вот и всё. Ну наконец-то! Вешаем на ворота табличку «Closed». Лишь бы в здешнем лесу читателей латиницы не нашлось. Япона мать! Яма-то выкопана! Набежит народу со всего леса — обновку опробовать. Я-то думал — в здешних лесах нет никого. А их и нет, пока сам ходить не начнёшь. Набегут и применят. Согласно написанному. Просто из любопытства.