Они стояли, сверля друг друга взглядами: тёмными, недобрыми. Лис ждал, что сотник вот-вот выплюнет ему в лицо: «Предатель!» Нет, ну а как ещё можно было расценить увиденное? Всё сходилось на том, что княжич спелся с вражеским богатырём и, пока весь навий лагерь отсыпался перед сражением, они тут на пенёчке лясы точили и макушка к макушке смотрели в зеркальце, как дивьи люди убивают Кощея. Как ни крути, а весь заговор — налицо.
Неужели ему придётся убить Мая? Лис весь напрягся и ощетинился, словно дикий зверь перед прыжком, готовый отразить любую атаку. Оправдываться он не собирался — ещё чего!
Он ожидал чего угодно, но не этого: Май вдруг низко поклонился ему и, не скрывая искренней радости, молвил:
— Ох, чую, ребята будут прыгать от счастья! Все мы уже устали от этих битв… Так что, княже, велишь сворачивать лагерь?
— Велю! — Сияя, Лис поправил венец. — Война закончена. Мы едем домой.
Они вернулись в замок за седмицу до Вершины Лета. Кощей не любил этот праздник, никогда не отмечал и подданным не велел. Поэтому Лис, наоборот, ровно в канун распорядился, чтобы залы украсили понаряднее, а с башен сняли осточертевшие флаги со змеями.
Упыри, которым выпала сия честь, призадумались, почёсывая затылки:
— Снять-то можно, — наконец осмелился сказать старший из них. — А что взамен-то вешать? Других стягов у нас нет…
— Тогда пока ничего не вешайте, — пожал плечами Лис.
— Но как так? Негоже замку торчать голыми шпилями в небо…
— Это не вам решать, что гоже, а что нет, — Лис стукнул по столу кулаком, и упыри, превратившись в летучих мышей, с визгом вылетели в окно.
— Уже лютуешь? — в наполовину украшенный пиршественный зал вошёл дядька Ешэ, закутанный в простой дорожный плащ. По выражению его лица Лис сразу же понял, зачем явился советник, и ужасно расстроился:
— Уезжаешь? — он вскочил (злыдни тут же унесли освободившееся костяное кресло). — Может, хоть на праздник останешься?
Ешэ упрямо покачал головой:
— Нет настроения праздновать. Мой долг теперь навсегда со мной, вот здесь, — он стукнул себя по груди кулаком.
— Думаю, ты слишком к себе строг, — Лис вздохнул. — Вот сколько лет ты прослужил моему отцу? Небось, на несколько жизней хватит?
— Я помню времена, когда он ещё не был бессмертным, — кивнул советник. — Знаешь, как его тогда звали? Красимир.
— Это же дивье имя, — удивился Лис.
— Так и у тебя тоже, дружок, не навье, — усмехнулся Ешэ. — И у сестрицы твоей, что прежде братом была.
— А почему так вышло? — Признаться, Лис об этом раньше никогда не задумывался. — Кровь навья, а имя — дивье?
— В полон его дивьи люди взяли ещё дитём. Назвали как им было привычнее, заковали в цепи и работать на себя заставили вместе с другими навьими детьми. А своего настоящего имени твой отец и сам не знал. Прозвище уже потом ему дали — когда мы бежали…
— Значит, вот где ты с ним познакомился! — ахнул Лис. — В рабстве у Дивьего царя! Ну, так то когда было… Всё, этот долг уплачен. Теперь можно пожить и для себя, Ешэ.
Советник глянул на него насмешливо:
— Как у тебя всё просто, Лисёныш. Нет уж, позволь мне самому со своими долгами разбираться. А я тебе вот подарочек принёс.
Он распахнул плащ и протянул Лису коробку, в которой что-то копошилось. Тот отшатнулся:
— Надеюсь, там не змея?
Изнутри коробки вдруг отчётливо каркнули, и Ешэ усмехнулся:
— А кто ж ещё! Очень редкий вид: гадюка каркающая. Помнишь, я тебе ворону-вещунью обещал? Вот, принёс. Это совсем ещё воронёнок. Слёток, как и ты. Попробуйте подружиться. Я там расписал, как кормить, чему учить…
Лис обеими руками с поклоном принял драгоценный дар. Он выпустил воронёнка из коробки и пересадил на плечо. Тот первым делом клюнул Лиса в мочку уха — видать, привык, что навьи люди там серьги носят. И, не обнаружив привычной блестяшки, разочарованно каркнул.
— Сам-то ты как? — прищурившись, спросил Ешэ. — Спокойно спишь? Совесть не свербит?
— Говорят, у меня её нет. Видать, от бати не унаследовал. — Ухмылка Лиса вышла кривой и горькой.
Он совсем не хотел рассказывать советнику, что каждую ночь с той самой роковой грозы ему снятся кошмары — и мары тут совершенно ни при чём. Они как раз не очень-то расстроились, узнав о кончине Кощея, и сразу же присягнули Лису. Вот только Маржана куда-то подевалась. А жаль…
В последние дни Лис чувствовал себя опустошённым. Он толком не ощущал ни радости, ни горя и даже шевелился будто по привычке — как движутся стрелки в часах. Только вот его завод был уже на исходе. Лис не знал, чем заполнить эту дыру, вдруг образовавшуюся внутри, — все прежние способы не помогали, а новых он ещё не придумал.
«Должно пройти время, княжич», — так сказала ему Муна, сестра Маржаны. Мол, даже выжженная долина однажды зазеленеет вновь. К тому же на пепле и корни растут крепче, и стебли толще… Но до этого светлого часа пока было очень далеко.
— Добро. Тогда бывай, Лисёныш. Авось ещё когда-нибудь свидимся, — Ешэ не стал его больше ни о чём расспрашивать, чтобы не бередить свежие раны, — просто махнул рукой и ушёл.