Кощеева невеста

— Это ещё почему? — ахнул Лис. — Кощея ведь вы с Отрадой победили.

— Ни мне, ни ей такая слава ни к чему, — Весьмир перекинул суму через плечо.

— Выходит, соврал богатырь? — Лис насупился. Очень уж ему не нравилось в людях разочаровываться. Пришлось напомнить себе, что он и сам не безгрешен. А кто тут всему навьему двору лапшу на уши вешал, чтобы матушку спасти?

— Он не хотел, мы его упросили, — вздохнул чародей. — Думали, в благодарность за подвиг царь его отпустит, да просчитались. Ну, может, ещё удастся всё добром уладить: отпразднуют, нагуляются… главное, чтобы Ратибор не забыл про молодильное яблоко для Ванюшиной жены.

— Что-то не нравится мне, как ты говоришь о царе. — У Лиса аж весь хмель из головы выветрился. — Сегодня он одно обещает, а завтра — другое. Ты вообще уверен, что он согласится одолжить нам кольцо Вечного Лета?

— Вот Ванюша его при всех и попросит, — улыбнулся Весьмир, застёгивая под подбородком дорожный плащ. — Народному герою сложно будет отказать. Но ты не забудь — пришли птичку-весточку. Не раньше, не позже, а точно в срок. Понял?

Лис кивнул.

— И, кстати, вот ещё что, — чародей, уже отойдя на несколько шагов, обернулся. — Будет хорошо, если ты ему Кладенец вернёшь. Ванюше его из сокровищницы выдали. Он думал — насовсем, а оказалось, царь диковинку назад желает. Как узнал, что вы мечами поменялись, ух и ругался. Нашёл, говорит, с кем брататься, с Кощеевым сыном!

— А он тогда пусть коня нашего вернёт! — Лис обиженно выпятил губу и, лишь когда Весьмир закатил глаза к небу, пробурчал: — Ладно-ладно. Отдам я и меч, и вороного подарю, лишь бы только мать моя пробудилась. Отнесёшь?

Он отвязал от пояса Кладенец и протянул Весьмиру:

— Держи. От самого сердца отрываю.

Чародей не стал повязывать меч на пояс, а, завернув в тряпицу, пристроил за спиной. Дескать, так незаметнее.

На прощанье они снова обнялись.

Новая заря вставала над замком, лишённым прежних знамён. Без них он казался уже не таким устрашающе-мрачным. И Лис подумал: надо будет подобрать себе какой-то другой герб, который станет символом его правления.

Вертопляс на его плече каркнул, словно приветствуя новое солнце.

— Нет-нет, — Лис почесал пальцем его серую грудку. — Понимаю, дружок, ты хочешь предложить себя, но у ворон, как и у змей, плохая репутация. Говорят, вы беду накаркать можете. Ты не подумай, я в эту ерунду не верю, но… в общем, не знаю… надо хорошенько подумать.

Вертопляс, щёлкнув клювом, дернул его за волосы и отчётливо произнёс:

— Много будешь думать — скор-ро состар-ришься!

Лис ничуть не удивился — эка невидаль: говорящая ворона. Разумеется, вещуньи умели болтать к месту и не к месту.

— Будешь со мной спорить — возьму в советники, — шутя, пригрозил он и получил в ответ не менее насмешливое:

— Вр-рёшь, не возьмёшь!

Что ж, похоже, дядька Ешэ не ошибся с выбором птицы. Они определённо друг друга стоили.

Этот день — жаркий и солнечный — пролетел, как обычно, в трудах и заботах, а к следующему утру летнее тепло нежданно уступило место осенней промозглости — так даже и не скажешь, что июль на дворе. Небо затянули серые тучи, унылый дождь наделал во дворе луж, посбивал с деревьев листья, а хулиган-ветер наломал веток и даже выкорчевал одну старую яблоню.

Отправляя весточку, Лис боялся, что та не сумеет добраться в такую непогоду, но не отправить не мог — он ведь обещал. Вскоре птичка превратилась в точку на свинцовом небе и исчезла из виду. С этого момента Лис не мог ни пить, ни есть и ночью тоже глаз не сомкнул — вертелся как на иголках.

Рассвет он встретил уже на стене — по самый нос закутанный в плащ-непромокайку, взъерошенный, как воробей, уставший, с глубокими тенями на бледном лице.

Туман в низине стоял такой, что сложно было рассмотреть что-то дальше берегов рва, окружавшего замок, но Лис всё равно вглядывался в облачную даль, пока глаза не начали слезиться. Несколько раз он принимал за весточку обычных синиц, успел вымесить сапогами всю глину на стене, повыдёргивал все травинки из каменных трещин…

Сердце чуть не выпрыгнуло из груди, когда птичка всё-таки показалась вдали. Её то и дело сносило в сторону, но отважная птаха не сдавалась.

— Скорей лети сюда, крылатая, — Лис зачерпнул в кармане горсть зерна, выставил вперёд ладонь, а сам запел заклинание, успокаивающее ветер. Тот потом, конечно, разбушуется с новой силой — может, даже превратится в настоящий ураган, — но это будет уже не важно.

Малютка-весточка приземлилась на гребень стены, оттуда перелетела к Лису на руку и ухватилась за большой палец цепкими лапками.

— Ну, милая, чем порадуешь? — он снял с головы капюшон, чтобы лучше слышать.

Птичка глянула на него чёрным глазом-бусинкой, пригладила взъерошенные пёрышки и прочирикала:

— Накося-выкуси, Кощеев сын! Ни Кладенцом, ни прочими диковинками меня не подкупишь. Дышло тебе в глотку, а не кольцо Вечного Лета!

Сделав своё дело, весточка, как ни в чём не бывало, принялась клевать зёрна с ладони, а Лис застыл, как громом поражённый.