– Ну, иди же ко мне, не упрямься, – хрипло проговорил он, сверкнув черными глазами, – коли сама придешь – и тебе калач маковый достанется. Платье тебе новую куплю, а к зиме – полушубок. Хочешь?
Матрена не пошевелилась, стояла на прежнем месте, сжав зубы, глаза ее сверкали лютой ненавистью.
– Не трожь меня, Яков Афанасьич!
– Ишь ты, какая непокорная. Как молодая кобылка. Уж я тебя объезжу, воспитаю хорошенько! А не хочешь по-хорошему, значит, будет по-плохому.
Матрена стояла на месте. Мужчина весь напрягся, сдвинул брови.
– А ну, иди сюда! Все равно будет по-моему! Я здесь хозяин! Я всем вам указ! Поняла?
Мужчина достал из-за пояса кнут и огрел им Матрену. Девушка взвизгнула от боли, бросилась бежать, но тут же оказалась в капкане сильных мужских рук. Яков Афанасьич повалил ее на грязный пол и резким движением задрал юбку.
– Помогите! Кто-нибудь! Убивают! Насилуют! – во все горло завопила Матрена.
Но никто не услышал крика, доносящегося из сарая на отшибе села. Яков Афанасьич, разозлившись, ударил Матрену по лицу. Та вскрикнула и изо всех сил пнула мужчину промеж ног.
– Ах ты паскуда! Крыса! – тонким голосом взвыл он, отстранившись от нее.
И тут Матрена достала из-за пазухи нож и с размаху вонзила его в грудь мужчине. Раздался хруст, а потом на несколько мгновений в сарае повисла тяжелая тишина, Матрена слышала лишь стук своего сердца. Яков Афанасьич захрипел, взялся за рукоятку ножа и сильным движением выдернул его из-под ребер. Матрена смотрела на все это, остолбенев от ужаса. Рубаха мужчины была порвана, но крови на ней не было. Сам Яков Афанасьич улыбался жуткой улыбкой, глядя на испуганную девушку.
– Ты думаешь, что сумеешь убить меня? Дура ты дура, Матрешка! Не сумеешь!
Он почесал затылок и отбросил нож далеко в сторону.
– А хочешь знать, почему?
Он вопросительно взглянул на Матрену, и та неуверенно кивнула.
– Потому что нет у меня смерти! Заговоренный я!
– Ну точно Кощей… – еле слышно произнесла Матрена.
Мужчина несколько секунд смотрел в лицо молодой снохи, которое бледнело все сильнее и сильнее. А потом запрокинул голову кверху и засмеялся: громко,раскатисто и победоносно. Матрене показалось, что все это не по-настоящему, что ей снится страшный сон, и скоро он закончится. Когда Яков Афанасьич подошел к ней, она не шелохнулась, не могла двинуть ни рукой, ни ногой. А когда он снова повалил ее на пол и задрал юбку, она даже не закричала. Все тело ее налилось странной тяжестью и обмякло.
“Это страшный сон, и скоро он кончится…” – звучало в голове несчастной, испуганной девушки…
Спустя несколько минут, которые тянулись, будто целая вечность, Матрена осталась лежать в темноте одна. Яков Афанасьич натянул свои портки и, довольно кряхтя, вышел из сарая. Матрена заплакала, прижимаясь щекой к грязному полу.
Позже она поднялась на ноги и неуверенной, шатающейся походкой, пошла в дом. На ее светлой льняной юбке виднелись следы крови…
Матрена вошла в дом, поднялась по скрипучей лестнице в свою комнатушку под крышей и без сил повалилась на кровать. В маленькое круглое оконце лился холодный лунный свет, Матрене были видны яркие звезды на черном небе, она начала считать их, но не смогла, сбилась и, отвернувшись к стене, горько расплакалась.
***
– На, примерь!
Настасья бросила Матрене на кровать несколько сарафанов.
– Мне узки, разнесло во все стороны, а ты тощая, тебе должны быть в пору!
Матрена оторвалась от шитья, исподлобья взглянула на Настасью.
– Не надо, – нехотя ответила она.
– Нечего кочевряжиться! – возмутилась Настасья, – Ходишь, как оборванка, сама позоришься и нас всех позоришь! Хорошие платья! Носи!
Настасья взяла один сарафан и попыталась приложить его к плечам Матрены, но та оттолкнула ее, встала с кровати и отошла к окну, поплотнее запахнув на груди шерстяную шаль.
– Отстань от меня, Настасья! Не нужны мне твои тряпки, не буду я их носить! – угрюмо проговорила Матрена.
Взгляд Настасьи стал изучающим, она даже склонила голову набок и высунула кончик языка, присматриваясь к младшей невестке.
– Матрена… – тихо проговорила она и замялась, подбирая слова, – а ты ничего не хочешь рассказать? Может, поболтаем с тобой, как раньше болтали?
Матрена обернулась и зыркнула темным, недобрым взглядом, у Настасьи от него мурашки пошли по всему телу.
– Сказала же – отстань! Уходи!
Матренин голос прозвучал низко и глухо. Настасья не стала настаивать. Оставив сарафаны на кровати, она вышла из комнатушки и прикрыла за собой дверь. За дверью она остановилась и задумалась, прижав ладонь к губам.
– Ох, Матрена-Матрена, – вздохнула она и стала спускаться на кухню.
После того, как Настасья оставила Матрену с Яковом Афанасьичем в старом сарае, девушки перестали общаться. Какое-то время Матрена не выходила из комнатушки, сказываясь больной, потом вышла, но перестала говорить с Настасьей. Молчала, как немая. Настасья к ней ластилась и так, и эдак, но все было без толку.