Она метнулась навстречу. Тонкие руки обхватили спину в темно-сером сюртуке, светловолосая головка склонилась к мужскому плечу, и кавалер, помедлив, обнял принцессу в ответ. Они стояли, зажмурившись, словно от боли, и не говоря ни слова. Только крепче сжимали объятия – лед и пламя, вросшие друг в друга. Казалось, никакая сила не могла разорвать их единства.
Джеруч трогал губами волосы Камелии, шепча что-то по-эйлански с горячей нежностью. Она так же тихо отвечала на смеси эйланского и вайнорского и тянулась к нему, встав на цыпочки. А потом они целовались – с ожесточенной страстью приговоренных к казни.
Я не знала, куда деть глаза. Одно дело чуточку подглядеть в окно – это почти как спектакль на сцене, и совсем другое, когда прямо перед тобой, вот так, откровенно, не стесняясь… Не догадываясь, что есть, кого стесняться…
Я не выдержала и сбежала в спальню.
Это было ошибкой. Немного погодя Камелия и Джеруч вошли следом и заперли дверь. Волосы принцессы были распущены, платье в беспорядке, кавалер лишился сюртука, распахнутый ворот сорочки открывал золотисто-смуглую грудь.
Все-таки эйланцы – красивый народ. Сейчас, распаленный любовной горячкой, Джеруч как никогда напоминал своих воинственных предков. Но и Камелия больше не походила на снежного духа. Ее глаза сверкали, на щеках пламенел румянец, нацелованные губы стали яркими и сочными. Словно нежный и робкий бутон распустился в прекрасный цветок, оправдывая данное ей имя.
Альков с широкой кроватью в глубине частично заслоняла ширма, и из-под туалетного столика напротив я мало что видела. Но от вздохов, стонов и шороха сбрасываемых одежд было жарко, стыдно и страшно. Если принцесса узнает, что я человек, если хотя бы заподозрит…
Свен, Свяна, это по вашей части! Дайте мне срочно провалиться сквозь землю!
Боги молчали.
Осталось крепко зажмуриться и укрыться хвостом.
Но уши кошачьими лапами не заткнешь. Влюбленные задыхались от страсти, шептали нежности и признания, мешая вайнорские слова с эйланскими…
О плотской стороне любви мне было известно куда больше, чем полагается незамужней девушке, и я знала, что двое могут доставить друг другу наслаждение не только тем способом, от которого бывают дети. Скоро стало ясно: у Альрика не будет оснований упрекнуть свою королеву…
– Давай убежим, – сказал вдруг Джеруч. – Туда, где нас никто не найдет.
– Нет такого места, – отозвалась принцесса. – Не спорь. Просто обними меня.
Когда они наконец задремали, я ощутила такую усталость, будто сутки напролет не разгибала спины над срочным заказом.
А ведь надо было еще все как следует обдумать!..
Камелия и Джеруч.
Удивилась ли я? И да, и нет. Надо быть слепцом, чтобы не заметить: между ними что-то происходит, и секретарь для принцессы больше, чем просто посредник. Графиня Виртен настойчиво пыталась их развести. Клогг-Скрапп открыто отговаривал племянницу, однако уступил. Так легко…
Они знают! Графиня, герцог, капитан Карис. Не одобряют, но потворствуют.
И все же… Кавалер Джеруч не может быть принцем Фьюго. Принцы не ездят тайком под чужой личиной с единственным слугой. Они путешествуют, как Камелия – с пышной свитой, охраной и грузовым обозом.
С другой стороны, граф Даниш обходится одним кучером. Почему принц не может?
Потому что граф сам себе хозяин. Он и помолвку со своей Ализеей смог расторгнуть, только когда графом стал. А над принцем есть король. Альгредо ни за что не позволит сыну пуститься в такую опасную авантюру…
Или позволит? Что я знаю о нравах королей и о них самих?
Род Инчендеров владеет огненным даром. А Ялун, слуга Джеруча, – маг огня. Может, это он принц Фьюго? Вот уж на кого точно не подумают!
Или все иначе, и Камелия с самого начала любила не принца, а его приближенного? Поэтому и стремилась замуж в Эйлан? А теперь, раз не вышло, взяла сердечного друга с собой в Ригонию… Ой-ёй!
Но почему ей разрешили и что за амулет она носит? Не окажется ли, что служба, которой потребуют от меня Свен и Свяна, связана как раз с Камелией и эйланцем? Или с Камелией и королем Альриком?
Вопросы, одни вопросы.
И главный из всех: сообщать графу или нет?
В имение Соллен-хуз, где отбывал ссылку опальный канц- лер, Рауд приехал как раз к обеду. А обеды у герцога Варди Соллена всегда были знатные. Сказывалась голодная юность.
Сам герцог бедняцкого прошлого не скрывал и посмеивался над своей страстью к еде, без счета уплетая сладкие пироги, наваристые супы, жареное мясо всех видов с жирными соусами и обильным гарнирами, десерты из манной крупы, сливок и меда.
При этом лет до шестидесяти он оставался поджарым, быстрым и острым, как стилет. Рауд еще застал его таким. Потом герцог как-то разом вошел в тело, но толстяком не стал, а лицо его, как и прежде, напоминало профиль хищной птицы.
За столом в кругу герцогской семьи о делах, само собой, не говорили; хозяйка дома настояла, чтобы Рауд отведал каждого блюда. Затем его, сытого до дурноты, проводили в небольшую светлую комнату с видом на можжевеловую аллею. Зелень хвои приятно оживляла унылую белизну уснувшего до весны сада.