Кошка Белого Графа

Правда, выходить на связь Кошка не спешила. Рауд надеялся, что с ней не случилось беды. Он все больше укреплялся в мысли, что эта девушка в кукольном наряде не авантюристка с мешком темных тайн, не расчетливая наемница, тем более не фантум с преступными наклонностями, а жертва обстоятельств, которая в самом деле нуждается в помощи. Но на кону стояло слишком многое. И для самой Карин лучше, если Альрик не свяжет ее напрямую с Белым Графом…

– Есть еще одна новость. Папаше Болли пожаловано дворянство, – герцог произнес это так, словно боялся задеть гостя.

Рауд дернул краем рта.

– Неудивительно, учитывая, что его дочь получит титул. К тому же он поставщик королевского двора.

Папаша – уважительно-свойское обращение, принятое в среде лавочников. В устах придворных вельмож это была издевка. Как только не величали Болли изощрявшиеся в остроумии аристократы: надворный торгаш, папаша сводник, тронный прихлебатель, мордатый проныра, подхалим из слободки, винный угодник, альковный шептун…

– Погодите, это еще не все, – сказал герцог. – Болли произведен в тайные советники, и вы наверняка увидите его на заседании Собрания.

Болли в Королевском Собрании? Рауд своим ушам не поверил. Выскочка и рвач, готовый рассыпаться мелким бесом, лишь бы потуже набить мошну? Да он никогда носа в политику не совал! Всей своей повадкой показывал, что не его мелкого умишки это дело…

Рауд и герцог Соллен посмотрели друг на друга, и, кажется, обоим пришла в голову одна и та же мысль.

Кто, собственно, подталкивает короля ко всем безрассудным делам последнего времени?

Альрик всегда был тщеславным мальчишкой, но у него хватало разумения отличать хорошие советы от дурных. До тех пор, пока не появился Болли, вхожий в его личные покои в любое время дня и ночи.

Герцог сузил глаза:

– Кажется, для моих – и ваших – агентов есть работа. Жаль, времени мало.

– Вы не передумали присутствовать на церемонии?

Если герцога не включат в список приглашенных, Рауд проведет его своей волей, пока у него есть такое право.

– Эту Ночь Всех Богов я ни за что не пропущу, – отозвался Соллен, пристально глядя Рауду в лицо. – А вы… Вы уверены, что готовы пойти на это?

– Я верный подданный короля, – тем же серьезным тоном ответил Рауд, – и сделаю все для блага Ригонии.

Фрейя медленно обошла присыпанное снегом кострище, от которого все еще тянуло гарью. Когда долго живешь на свете, сны делаются осязаемыми и сочными, как явь. Вот и сейчас все было точно на самом деле. Потрескивали в чаще замерзшие деревья, хрустел снег под лапами, стужа щипала нос, мешая разбирать запахи.

А запахов на месте ночевки большого обоза было не перечесть. В мире снов они сохранялись куда дольше, чем наяву.

Мамки, лошади, тяжелые сани. Десятки людей, обильный груз и много съестных припасов.

С вечера Фрейя раскопала мерзлые объедки, неплохо подзакусив. Гунькина дочь, городская неженка, небось, побрезговала бы. Хотелось верить, что те, кто забрал девочку с собой, кормят ее досыта.

Запах Карин, родной крови, висел в воздухе серебристой пыльцой – везде и нигде.

На этой поляне она спала. В санях. Прогуляться не выходила – ни намека на кошачьи следы. Значит, ее везут силой. Но зла, может, и не желают, просто оберегают от опасностей большого мира. Так людям свойственно понимать заботу.

По дороге сюда Фрейя нашла место, где Карин пыталась бежать. Все говорило в пользу того, что изловили ее с помощью снежной магии и с тех пор на волю не выпус- кали…

Рысь обернулась человеком и с наслаждением разогнула спину. Моложе и краше Фрейя во сне не становилась, но здесь у нее не было ни болей, ни хворей.

Узловатые старческие руки легко взлетели в воздух и принялись стягивать, сбивать запах Карин в плотное облако. В подушку из пуха сказочных гусей. Если в этом пуху запутался хоть один лоскуток снов, которые девочка видела здесь, на лесной поляне, через него, как по веревочке, можно будет дотянуться до ее нынешнего сна.

Смотри-ка, что-то есть! В туманно мерцающем вареве проглянули темные ходы, двери… Фрейя жадно вгляделась. Но видение уже помутнело и стало расслаиваться.

Этого следовало ожидать. За одну ночь сон не успел закрепиться, врасти в плоть яви. Обоз шел слишком бойко, и метели не были ему помехой. Одно хорошо: ездоки не петляли и не сворачивали, твердо держась Альготского тракта. А Фрейя следовала перелесками вдоль него.

Во сне это было легко. Она, как сказочный конь Быстроног, одним скоком одолевала дневной переход, и каждую ночь ловила обрывки путеводного запаха. Каждую ночь звала. Но упрямая девчонка не откликалась. Или попросту не слышала.

Зато слышал кое-кто другой. Белесая тварь, от которой несло падалью, одержимостью и жаждой обладания.