Кошка Белого Графа

Пока бугай объяснял, что "эта тварь переводит харч на эту тварь", девочка поднялась на ноги и, отерев разбитые губы, отворила мне дверь:

— Беги!

Я не заставила себя упрашивать.

— Вилька, куда!.. — взревели за спиной.

Грохнула дверь, но я сдержала прыть, чтобы услышать напоследок: "Я тебя по доброте своей приютила, чай, не чужая кровь, а ты…"

Тихо, по стеночке, я пробралась обратно на главный двор. Там как раз высаживалась из санной кареты компания богатых ездоков. Над широким крыльцом трактира горели фонари в железных клетках, суля уют и тепло. В их сиянии переливались собольи меха вновь прибывших, оживленно звучали приятные мужские голоса, игривым колокольчиком звенел женский смех.

Фасад трактира, фасад жизни. А по другую сторону — грязь, брань, зуботычины, нищая сиротка в руках мерзавцев. И кошка, которую ничего не стоит размазать по стене одним ударом…

Я даже порадовалась, что Льеты не захотели здесь ночевать — потому и лошадей не выпрягли.

Пора было ехать дальше.

И вот тут меня подстерегал неприятный сюрприз.

Кучера Льетов, все трое, собрались у грузовых саней. Жевали табак, сплевывали на снег и обсуждали, какой-такой подлец вскрыл заслонку на возке. Небось, хотел господ обокрасть. Бывают такие воры — щуплые, тщедушные, гибкие, что твой уж. В любую маломальскую дыру пролезут не хуже кошки.

Я отступила в тень чьих-то саней.

Что дальше? Заслонка закрыта и подобраться к ней не удастся, кучер теперь настороже. Искать других попутчиков?

А от дверей трактира уже звенел голосок барышни Агды…

Я юркнула под господскую карету.

Рядом стояли сани, заваленные грудой грубо выделанных шкур. В этих санях, если я верно поняла, ехала прислуга.

Багаж, представьте себе, в крытом возке, а люди — на ветру и морозе. Зато под меховыми покровами.

Слуги, две женщины и двое мужчин, укутанные так, что только глаза видны, как раз приближались.

И я решилась.

Обежала сани, хоронясь за лошадьми, втиснулась под тяжеленную шкуру, забилась в какую-то нишу, должно быть под сидение — жаль, места маловато.

— А на что ты ей такой сдался? — громко и насмешливо говорил женский голос. — К девушке подход надо иметь!

— Подход ей! Много чести, — отозвался мужчина. — Чай, не из господ!

Подошедшие расселись, препираясь и подначивая друг друга. Я оказалась в женской половине саней. Служанки Льетов долго возились, закапываясь под мех и суча ногами в валяных сапогах. Раз меня несильно ткнули в бок, но видно, хозяйка сапога решила, что попала по перегородке.

Стенки саней были обиты войлоком, пол устлан лохматыми коврами. Поверх щедро расстелился край бараньей полости, в которую укуталась одна из моих попутчиц. Я аккуратно прилегла на него грудью, погрузив нос в лохматое и пахучее. А когда дыхание женщины стало тихим и ровным, зарылась в кудлатый ворс всем телом и наконец согрелась достаточно, чтобы задремать.

Во сне было тепло. Во сне было лето. Я лежала на берегу моря, и в лицо мне било солнце, такое горячее, что лоб пекло, словно к нему приставили дно горячего чугунка. Я отодвинулась в тень. Не знаю, что ее отбрасывало. Только что никакой тени не было, она появилась, едва стала нужна. Я пристроила голову на морской валун, гладкий на вид, а на ощупь почему-то шершавый и ворсистый, точно валяная шерсть…

— А-а-а! Крыса! А-а-а!

Меня ударили в живот, рванули за загривок — с такой силой, что шкура чуть не лопнула. А потом все завертелось, и я опять полетела, глотая колючий ледяной воздух, в черно-белую бездну…

Черной была ночь, белым — снег. Он принял меня в жесткие объятья, спеленал сыпучими простынями, не давая вздохнуть. Я забарахталась, как неумелый пловец, и все-таки вынырнула под лунное небо. Чтобы увидеть, как удаляется маленький обоз Льетов — тает в ночи огонек фонаря под крышей повозки и затихает пение полозьев.

Кругом расстилалась пустыня, перечеркнутая свежим санным следом.

Это не был накатанный тракт, вдоль которого, перетекая одно в другое, тянулись села, стояли трактиры, гостевые дома и постоялые дворы, где всегда можно было найти пристанище. Куда ни кинь взгляд, серебрились бескрайние снега.

По бокам местность немного поднималась, на небе рисовались ломкие скелеты деревьев. Берега? А подо мной — замерзшая река, по которой проложен зимник, присыпанный последним снегопадом. Льет, должно быть, решил срезать дорогу.

Большая река в наших местах одна — Норран. Течет она с северо-востока на юг, к морю. Если Льет выбрал это направление, на тракт он вряд ли вернется и заночевать, скорее всего, думает не на постоялом дворе, а у богатого знакомого вроде Снульва.

У меня два пути. Догнать обоз и найти способ вновь незамеченной попасть в одну из повозок. Или по следу вернуться на тракт, перебиться ночь и пристроиться в попутчики к кому-нибудь еще.

Бежать за кавалером было опасно. В три раза — нет, в десять раз! — опаснее, чем раньше. Вышвыривая меня из саней, его слуги наверняка поняли, что извлекли из-под шкур не крысу, а кошку. Черную кошку. И хозяевам доложат.

Нет, к кавалеру мне нельзя.