Кошка Белого Графа

"Не выучилась, — усмехнулась Фрейя. — В сны могу заглянуть. Тебе или еще кому… А у тебя и читать ничего не надо. Виной и смятением и так за версту разит".

Гудрун не шелохнулась, холодно радуясь пустоте в мыслях.

"Души в тебе не осталось, Гунька, вот что. Вся вместе с даром вышла. Один расчет. А всех чувств — страх да зависть. Заедало тебя, что девчонка твоя вволю живет, а ты свою кошачью половину в отхожее место выкинула и ее к тому же понукала".

— Что за чушь ты несешь… — Гудрун прикрыла глаза. — Я хотела ей счастья. Чтобы не как у меня. Если бы я до свадьбы к Дакху сходила…

Рысь зарычала, обнажив клыки:

"Дур-ра ты, Гунька! Ох, дур-р-ра…"

Переступила, царапнув когтями по мерзлой коре, тряхнула головой — кисточки на ушах качнулись.

"Ладно, не горюй, придумаем что-нибудь. Ты ведьму-то эту хоть видела?"

Гудрун покачала головой.

— Я даже не знаю, где они остановились — Льеты.

"И узнать нельзя?"

— Можно, но… Страшно мне стало, — призналась Гудрун. — Карин там что-то видела или слышала. Иначе — зачем, не забавы же ради? Я у нее не спросила, не до того было, и она не вспомнила. А потом, когда кавалер с дочкой явились… Я и так на риск пошла. Платье мы, говорю, упаковали, но заказчику пока не отправили. Если вы предложите нам нечто более ценное, чем шесть тысяч марок, оно может стать вашим… А он не по-благородному так: "Ты чего, швейка, очумела?!" Я после этого уже и дух перевела. Точно не они, думаю. Но тут он в сердцах тростью по ладони себе — шлеп, шлеп! Насадка на трости серебряная — голова, вроде собачьей. Смотрю, а там вместо ушей — крылышки…

Рысь насторожила уши.

"Летучий шакал?"

— Таких совпадений не бывает! Я и прикусила язык. Как вам угодно, кавалер, примите извинения, не смеем задерживать… А про себя молюсь: только бы не догадались, что это наша Карин была, только бы уехали поскорей вместе со всеми своими тайнами… — Гудрун судорожно глотнула острого ледяного воздуха, смахнула с ресниц капельки влаги. — Она нашла, где укрыться, я уверена! Она каждый закоулок в Свеянске знает! Посидит, успокоится и вернется. Я тогда к ули ее сведу или к магам…

"От магов толку не будет. Для них оборотни — твари чуждые, а Небыль — страна незнаемая. Чтобы Небыль понимать, чутье нужно. Или сила — такая, что кровью добывается. Или воля Двуликого. Прочие боги тут не помощники".

Гудрун подняла голову и посмотрела в огненные глаза рыси:

— А Дакх?

Тетка издала звук, средний между шипением и тявканьем.

"Этот может только отрезать твою дочь от Небыли. Если она человек, останется человеком. Если кошка — так кошкой и будет. Приведешь потом ко мне, научу ее, как зверем жить… Да не реви ты!"

Из глаз Гудрун бежали слезы. Горячие, живые, они вмиг остывали, обжигая щеки холодом.

"Иди в Альготу, в Храм Всех Богов, к Двуликому. Нас ведь тоже когда-то двуликими звали, да служители божьи сказали: кощунство это, ересь. Еще одно, из-за чего на нас когда-то ополчились… Сам Двуликий в дела людей не мешается. Ули делают это от его имени. Служение богам дает власть. И деньги. Так что кошель потолще набей. Ули Двуликого — самые жадные. Или обратись к дазским шаманам, только настоящим, а не к балаганным шельмам! Но держи ухо востро. У дазов, в отличие от наших гобров, нет богов, одни духи. А духом после смерти может стать каждый. Иной — и при жизни. Вот они, духи, в Небыль ходят, как к себе домой".

— Откуда ты все это знаешь?

"Долго на свете живу, — губы рыси изогнулись в улыбке, приподняв мохнатые щеки, усы встали веером. — Думаешь, я всю жизнь на пеньке просидела? Нет, племяшка.

Было время, тетка Фрейя по свету гуляла. До Южной Вайхи добиралась. Я и сейчас безлунной ночью прихожу иной раз на тебя поглядеть и на девчонок твоих. Ты-то им, небось, про родню неудобную не говорила?"

На дворе стало совсем темно. Гудрун подобрала медвежью полость и завернулась в нее с головой. Но шкура успела выстыть, и Гудрун тоже прокоченела насквозь. Ей казалось, каждая косточка в ней каменеет и трескается от мороза.

Рысь поглядела на племянницу с жалостью.

"Иди уже, грейся. А девочку я для тебя поищу. По-своему…"

Глава четвертая, в которой меня принимают за мужчину и заключают в снежную ловушку

В глубине души я боялась, что спасение мне пригрезилось. Наверно, поэтому и сны видела тревожные. В них были торжественные залы и мрачные своды, гулкие шаги, ружья и сабли. Безжалостный голос читал приговор, и силы, способные разрушить мир, рвались на волю.

Но открыв глаза, я обнаружила себя в роскошной карете. Лучезар на крюке освещал стены, обитые темно-синим жаккардом. Казалось, ткань подернута легкой изморозью, свитой в затейливые узоры.

Такое отменно смотрелось бы на красном — в самый раз для зимней свадьбы! Вернусь, расскажу маме…

Настроение вмиг упало, и сразу стало слышно, как подвывают за стенками кареты духи зимы.

— Как спалось?