В ту ночь ровно год назад она просила Рю-куна надеть презерватив, но он ответил, что у него ни одного нет. И что, мол, без него будет еще приятнее. Тогда она велела ему не кончать в нее. И он согласился: дескать, хорошо, как скажешь, без проблем. И тем не менее это сделал. А когда она сообщила ему, что беременна, Рю заявил, что он еще к этому не готов и сейчас слишком загружен на работе, а вот когда получит повышение, то они смогут пожениться и уже тогда обзавестись детьми. И спросил, не может ли она как-то решить эту проблему. Кое-что, мол, с этим сделать. И он даст на это деньги.
Она одна отправилась в больницу, сказав матери, что хочет проведать папу. Это было очень близко к правде, поскольку Сатико частенько заглядывала посмотреть, как он лежит, подключенный к аппарату искусственного дыхания. Грудь его медленно поднималась и опускалась под зловещее пиканье – единственный звук, исходивший от человека, который всеми силами боролся за существование и все же проиграл…
Внезапно, проходя мимо храма, Сатико заметила справа от себя нечто такое, что сразу отвлекло ее от этих мыслей. Какое-то шевеление под нависающим карнизом здания.
Она повернула голову и увидела очертания двух людей, близко стоящих друг к другу в полутьме. Мужчины и девушки в распахнутой юкате, обнажающей длинные стройные ноги. Ее трусики висели у лодыжек, мужчина шевелил рукой у нее в промежности, и они страстно целовались. Подавив невольный вздох, Сатико хотела было отвернуться.
Но тут в ночное небо выстрелил одиночный фейерверк, отчетливо высветив целующуюся возле храма пару.
Блеснули зеленые глаза.
Та девушка, что глазела на нее в салоне красоты!
И Рю…
Времени останавливаться не было – Синго тянул ее за собой: он был ни сном ни духом о том, что она увидела в потемках.
Оставшийся путь они прошли в молчании. Он по-прежнему пребывал в счастливом неведении.
Ее рука в его ладони сделалась холодной как лед.
Наконец они дошли до ее дома.
– Ну, вот мы и пришли, Сат-тян. Большое тебе спасибо за такой чудесный вечер! Мне было так хорошо с тобой на празднике!
Сатико молчала, не зная, что ответить. Она была в полном смятении.
Синго в нерешительности переступил с ноги на ногу.
– Слушай, я тут подумал… Если хочешь, можем сходить в то кафе, о котором ты сегодня говорила. Ну, в то, что так тебе понравилось. Что, если во вторник?
Она отвернулась, стараясь сдержать бушевавшие внутри чувства.
– Сат-тян? Все хорошо?
– Не смей называть меня Сат-тян! – прошипела она.
От неожиданности Синго отшатнулся, вскинув обе ладони. В ее глазах отразился желтый свет уличных фонарей.
– Я больше не хочу тебя видеть. Ты ничтожество! Ты мне отвратителен!
Она резко развернулась и зашла в дом, быстро закрыв за собой дверь.
Синго мгновение постоял, а затем опустил голову и побрел в темноту ночи.
По другую сторону двери Сатико, прижавшись к ней спиной, опустилась на пол и обхватила колени руками. Уткнувшись лицом в ноги, она разрыдалась.
В доме в этот час царила бы глубокая тишина, если бы ее не нарушали приглушенные прерывистые всхлипы Сатико да легкие шаги мягких лапок, донесшиеся из открытой двери в ванную.
Небольшая трехцветная кошка с осторожным любопытством приблизилась к Сатико.
Девушка дрожала, и кошка лизнула ей руку.
Сатико ударила кошку с такой силой, что разбила ей челюсть.
Трофаллаксис
С тех пор как мамаша с папашей отошли в мир иной, моя квартира изменилась. Я внес необходимые поправки в обиход. Теперь все подчиняется только моим правилам. Мне больше нет надобности делать так, как велит мать. Не надо раскладывать одежду по полкам и ящикам или убирать в шкафчик еду. Не надо платить за электричество и воду – вечерами я вполне довольствуюсь свечами, а ванная оказалась отличным местом для хранения книг. Я стараюсь мыться не слишком часто, поскольку мне доставляет удовольствие густой аромат того естественного «одеколона», что за некоторое время вырабатывается моим телом, особенно в самые жаркие месяцы. Мне нравится незаметно нюхать собственные подмышки, когда я еду в поезде. Также я обнаружил, что это обеспечивает мне куда больше личного пространства в набитом транспорте, нежели другим токийцам. Я испускаю особенную ауру. Люди меня боятся и держатся поодаль.
Когда же у меня все-таки возникает надобность помыться, то я считаю, что баня
Нет, с тех пор, как мамаша с папашей почили, все у меня пошло намного лучше. И я был счастлив проживать свою новую жизнь в старой квартире.
До тех пор пока не появились эти маленькие черные гаденыши: они пришли и все испортили.