Кошка и Токио

Сатико села за стол, произнесла, сложив ладони, Itadakimasu и принялась за рис и мисо, с удовольствием вылавливая из супа нарезанный тонкой соломкой дайкон. Затем она взялась за рыбу – и вскоре почувствовала прилив сил. Сидевший в горле комок тоски стал потихоньку рассасываться. Сатико прикончила остатки рыбы, ощущая приятное чувство сытости, и сложила ладони:

– Gochiso sama deshita[123].

– А теперь иди и собирайся. Живо!

Она надела синюю с колокольчиками юкату, подвязала ее однотонным голубым поясом-оби. Многие девушки сейчас носили чрезмерно изукрашенные оби, но Сатико всегда предпочитала традиционный одноцветный вариант. Затем натянула белые носки, достала из шкафа деревянные сандалии гэта и сразу отнесла их в гэнкан, чтобы потом надеть перед выходом.

Мать критически оглядела прошедшую мимо нее девушку.

– Сат-тян! Ты поспала на прическе, и она вся развалилась.

Сатико ахнула, вскинув ладонь ко рту.

– Не переживай! Сходи-ка в ванную за моей щеткой. Сейчас мы быстро все исправим!

– Но, мама…

– Послушай! Иди сегодня с распущенными. У тебя прекрасные длинные волосы. Зачем убирать их к макушке только потому, что так делают другие? Давай-ка поглядим, как это будет смотреться…

Когда мать принялась расчесывать ее длинные волосы, Сатико почувствовала себя несколько спокойнее. Единственное, что еще ее волновало, – это то, что придется идти на фестиваль одной. У нее даже не оставалось времени связаться с кем-то из подружек, чтобы пойти гулять с ними. Понятное дело, на фестивале много будет тех, с кем она знакома, но ей было как-то тоскливо отправляться туда в одиночестве.

Наконец мать закончила причесывать ее и сходила за зеркалом.

– Вот, смотри. Так намного лучше!

Сатико поглядела на свои длинные густые волосы в зеркале и не смогла сдержать прилива гордости, а также удивления от столь нежданного решения матери. Распустить волосы было замечательной идеей! Сатико непроизвольно улыбнулась своему отражению.

– Но, матушка… Мне же не с кем пойти на праздник!

Мать прищелкнула зубами.

– А теперь… Ты только не сердись, но я уже договорилась и кое-кого позвала.

Раздался стук в дверь.

– Синга-кун! Konbanwa!

– Konbanwa, Сибата-сан!

Сатико тревожно подскочила с места. Не может быть!

Синга был одет в темно-зеленый дзинбей[124], а на его лице застыла глуповатая застенчивая улыбка. Сатико опустила взгляд на его мускулистые загорелые ноги, покрытые густой черной растительностью. В просторном хлопковом наряде плечи его как будто расправились. И в целом в этом кимоно он казался сильнее и увереннее в себе, нежели в почтальонской форме.

Синго между тем увидел стоящую перед ним Сатико в синей юкате – и замер, потеряв дар речи.

– Ну, а теперь идите и хорошенько повеселитесь на празднике! – довольно просияла мать.

Броские, модные наряды, экстравагантный маникюр, крашеные волосы, смартфоны в руках или заткнутые за широкий пояс… Молодые мужчины с шипастыми прическами, женщины с вычурно уложенными в парикмахерской волосами… Вечерние улицы вовсю пестрели гуляющими. Синго – по левую руку – и Сатико неспешно шли по городу в веселой толпе горожан. Яркие разноцветные юкаты толпой устремлялись к некоему центру притяжения.

Летняя жара держалась до самого вечера, и праздничные укладки на головах колыхались от энергичного обмахивания веерами. Время от времени вынимались из сумочек маленькие полотенца, тэнугуи, чтобы утереть пот со лба.

Распущенные волосы подарили Сатико непривычную уверенность: сегодня она чувствовала себя принцессой из глубокой старины. Или призраком из «Повести о Гэндзи»[125]. Девушка заметила, что люди с интересом поглядывают на нее: она определенно выделялась из массы. Внимание окружающих определенно было положительным, и это подняло ей настроение. Единственное, что сейчас тревожило ее, – что кто-нибудь из знакомых увидит ее с Синго и по городу понесутся слухи. А рано или поздно они дойдут до ушей Рю-куна…

Ну так… и что с того? Он же сам отменил их встречу, не так ли? Ей просто требовался сопровождающий на фестивальных гуляниях! И в конце концов, это был всего лишь Синго, их почтальон. Возможно даже, для Рю будет совсем не лишним к кому-нибудь ее приревновать! Она лукаво улыбнулась своим мыслям.

Сатико украдкой взглянула на Синго. При таком освещении он казался очень даже симпатичным. Шагал с радостным лицом, а на шее у него висело небольшое махровое полотенце асэфуки, которым он периодически вытирал со лба капли пота.

Улицу освещало множество всевозможных фонарей. Толпа пульсировала радостью и весельем, вибрировала праздничным ажиотажем. Запахи стритфуда возбуждающе щекотали ноздри. Ожившие к вечеру ятаи[126], испуская ароматный дымок, предлагали сочные куриные якитори на деревянных шампурах, жареную лапшу якисоба, жареные кальмары, курочку караагэ[127]. Каждый гуляющий что-то ел и пил прямо на ходу.

– Не желаешь чего-нибудь выпить? – спросил Синго, указывая на киоск с напитками, охлаждавшимися в ведре со льдом.

– Да, хорошая мысль!