Кошка, которая умела плакать. Книга 1

– И не ногти у него должны быть, а когти, чтобы ловить юрких рыб и свежевать их в тихих гротах, чтобы как орехи лущить моллюсков. И кожа нужна другая: плотная, скользкая, зеленоватая, как морская гладь, нечувствительная к яду подводных тварей. Захочет повязать волосы своей настоящей возлюбленной бантом из щупальца медузы, принести ей букет актиний или морского ежа – и сможет. Не уколется, не обстрекается. А сами волосы? Пародия одна! В первом же коралле запутаются, между чешуями застрянут. А должны струиться за ним, обтекая камни, щекоча брюха услужливым скатам; должны скользить, извиваться, каждая прядь – как тонкий, длинный, гибкий угорь. Это ведь его орган чувств как-никак – вроде наших усов, только намного, намного лучше. У них один недостаток – от прозябания на суше они ссыхаются, живые волокна в них отмирают. Трупы волос какие-то получаются… Ужас. И глаза… я уж не говорю про шейные полосы, – бормотала она. – И зубы. Ну что это за плоские лопатки?! Много такими накусаешь?..

Это продолжалось довольно долго. Ирсон вспомнил девочку-наларку, её обряженных в платья пучеглазых подружек. Теперь эта картинка не казалась ему такой идиллической… Вспомнилась ему и Аниаллу. Жаль, что её проблему нельзя было решить на таком простом, физическом уровне.

– Последний штрих, – объявила Талия и, шлёпнув ладонью по груди Онела, мигом залечила его раны.

Ирсон не заметил момента, когда душа налара вернулась в его обновлённое тело. Талия осторожно похлопала его по щекам, подёргала за маленькие плавникообразные уши. Вдруг он заклокотал, схватился за грудь и смачно сплюнул в канал. Алайка хихикнула.

– Ну что, Онел, мне кажется, твоя подружка обещала, что в следующий раз это будет китобойный гарпун? А тут – тю! – какая-то вилка. Не солидно как-то!

– Её краса темна, глубока, как воды самой глубокой морской впадины… – пророкотал налар.

– О! Голос прорезался! Таким уже ныть и причитать не удастся, верно?

Талия каким-то странным движением потрясла Онела за плечо, и того вырвало слизью и чем-то похожим на комки водорослей и ошмётки морской губки.

– Я – это я, – откашлявшись, заявил он.

– Да. Ты – это ты. И чтобы эта мысль окончательно воссияла в твоих рыбьих мозгах, советую на денёк залечь на дно. Плавниками не шевелить. Жабрами не дрожать. Пузырей не пускать. А потом уже – во все тяжкие.

Слово «тяжкие» произвело на преображённого Онела странный эффект. Он широко улыбнулся своей новой акульей улыбкой, подался вверх и вдруг легонько цапнул свою спасительницу за шею.

– Пошёл вон! – возмущённо фыркнула Талия и спихнула его в воду.

Налар поднял тучу брызг и тут же ушёл на глубину. Только его и видели.

– Неллейн тебя за это за ушком не почешет, – пробормотал Ирсон.

– Да и пёс с ним. В его обожаемой воде, знаешь, сколько котят по всем мирам перетопили? Он нам по гроб жизни должен! – безапелляционно заявила ан Камианка. – А вот и Ин!

Ирсон обернулся. К ним направлялся высокий, немного сутулый мужчина лет сорока, одетый во всё серое. У него было спокойное, строгое лицо преподавателя одной из тех закрытых военных школ, где все разглаживают ножнами покрывала на идеально убранных постелях, обращаются друг к другу на «вы» и чопорно кланяются при встрече. Его серые глаза смотрели на таная с алайкой без улыбки, пристально, даже, как показалось Ирсону, с долей подозрительности.

– Гадает, бедный, в какое непотребство мы собираемся его втянуть, – давясь смехом, прошептала Талия. – Прямо жалко его каждый раз.

– А мне – нет, – буркнул Ирсон.

7. Великий барьер

Каждому самозваному благодетелю, каковому вздумалось перевернуть чей-то мир вверх лапами, неплохо было бы для начала поинтересоваться у его обитателей, а охота ли им жить с люстрой на полу и ванной на потолке?

Из лекции Эллиса ан Темиара

Короткая ночь миновала. Начинало светать, но тени были ещё достаточно густыми, чтобы укрыть алая, ищущего в них убежища, от посторонних глаз. Анар серым призраком скользил от одной колонны к другой, прятался за статуями-инвалидами, потерявшими в битве со временем кто руку, кто хвост, кто раззолоченное ухо. Переводя дух после бешеной гонки, он приникал к стволам древних деревьев… таким тёплым, мощным и недобрым с виду, что казалось – под корой их бежит не сладковатый сок, а густая солёная кровь, высосанная ими из мириадов благочестивых покойников. Анар улыбнулся этому жутковатому видению – чего только не рождалось на ниве его буйной фантазии, когда ей случалось быть удобренной чарами страха! А ими здесь был пропитан каждый камень – матушка постаралась во времена своей молодости…