– Вот-вот. У нас есть две сказки о глупых котятах: в одной они спасают рыбок из дедова аквариума, а в другой – решают не спасать упавшего туда птенца, – вздохнула Аниаллу. – Увы, не всем в детстве читают такие сказки. Вот и доходит до абсурда, как в нашем наэйрианском городе Лар’эрт’эмори – там нежелание заниматься каким-либо художественным творчеством считают признаком душевной болезни. Какое уж добровольное рабство…
Аниаллу помолчала.
– Моя помощница и близкая подруга Шада – сама бывшая рабыня. Я увидела её на рынке в Дирхдааре, её перепродавали уже в четвёртый раз. Первый раз это сделали по приказу её отчима – он узнал, что супруга изменила ему с рабом и Шада – не его дочь. Точно так же он поступил и с женой, вот только она не вынесла позора и убила себя раньше, чем её успели купить. Она была волшебницей, хотя магии никогда не обучалась, и малых сил, доступных ей, хватило только на то, чтобы покинуть этот мир по своей воле. Шада покончить с собой не смогла, хотя и пыталась. Мне страшно подумать, что ей пришлось вынести. Её мучили такие кошмары, что нам пришлось обратиться к лекарям душ. Она выписывает себе редчайшие деликатесы, буквально набила комнату всякими драгоценными безделушками и даже наведалась в Дирхдаар, чтобы в полной мере насладиться тем, как расстилались перед ней потомки её прежних, давно умерших хозяев. Но прошлое всё равно давит на неё. Поэтому мне очень трудно защищать чьё-то право быть рабом даже тогда, когда его действительно необходимо защитить, – со слезами в голосе сказала Аниаллу.
– Прости, я не знал, что всё это так расстроит тебя, – встревоженно заглянул ей в глаза Анар.
– Это неважно, если тебе стало хоть чуть-чуть легче, – ткнула его носом в плечо тал сианай.
Анар не удержался – он протянул руку и погладил её по мягким волосам, провёл пальцами по основанию тёплого, бархатного уха. Они долго сидели так – неподвижно, укрытые общей грустью, как тяжёлым крылом. Прошло не меньше двадцати минут, прежде чем молчание стало тяготить их.
– Всё это очень… душеспасительно, но мы отвлеклись от истории Барьера, – с деланным энтузиазмом спохватилась Аниаллу.
– Эта история уже почти закончилась. Мы закрылись в своём городе, защищенные от окружающего мира. А его святейшество Агир Освободитель, прожив со своим народом еще долгие четыреста лет, покинул нас и вознёсся в Бриаэллар, дабы занять достойное такого великого алая, как он, место у подножия трона богини.
– А как именно он вознёсся? – пряча вновь вернувшуюся на её лицо улыбку, спросила Алу.
– Спустился в это самое подземелье, на нижние его уровни, где располагаются гробницы властителей прошлого, возлёг в свой гроб и оставил этот мир. По собственной воле, как и подобает мудрейшему и достойнейшему из алаев, – ответил Анар с присущим ему грустным сарказмом. – Это всё, что я знаю. Если хочешь услышать более полную версию – придётся спросить у Амиалис, отец призвал её перед смертью, дабы дать ей наставления.
– Наставления? – навострила уши Алу.
– Да. Никто в Руале точно не знает, сколько мудрости он вложил в её голову в тот день, но мать говорила, что самым главным его повелением было наложить запрет на посещение этого подземелья, – Анар обвёл широким жестом простирающийся вокруг мрак.
– И больше ничего?
Анар отрицательно покачал головой. Он уже и сам загорелся желанием разобраться в этой истории, но никакого способа сделать это не видел – жрецы и властители Руала были слишком умны, хитры и предусмотрительны, чтобы оставить хоть какие-то свидетельства своих действий, которые они не пожелали предать огласке.
– Жаль, что я ничем не смог помочь тебе.
– Ты пытался, – улыбнулась Алу. – Я так понимаю, что в головах очевидцев тех событий я тоже ничего не найду?
– Вряд ли. Ты же знаешь, в честь чего мы отмечаем День очищения. «Все праведные кошки собрались в Большом зале царского дворца и, обрив головы и уши свои, предав огню одежды, пали на плиты его. И взмолились они Аласаис, чтобы избавила она их от скверны инородской, что запятнала души даже самых праведных. Но глуха была богиня к их мольбам». Так что пришлось им кастрир… отмывать свою память собственными силами. Но постарались они на славу. Мало кто хоть что-то помнит о своей жизни до Барьера – и о моменте его создания, соответственно, тоже… Вот скажи, Алу, они правда сделали это добровольно, или с ними было как со мной?
– Добровольно, – вздохнула Аниаллу. – Но, насколько я знаю, царская семья и некоторые жрецы не участвовали в церемонии?
– Да. Они должны были всё помнить, «дабы не допустить, чтобы история повторилась». Ты думаешь заглянуть в их память?
– Пока нет. Это слишком резкий шаг, не хочется с ним спешить. Быть может, тебе удастся найти что-нибудь в библиотеках – там, наверху? – предложили Алу. – Ведь ты, как наследник престола, имеешь доступ к любой информации: и в архивах храмов, и в Царской библиотеке?
– Имею, – подтвердил Анар и, хитро улыбнувшись, добавил: – Вот только не всегда потому, что я наследник престола…