— Поразительная, правда? Поистине поразительная! Вы очень точно выбрали слово. Поразительная женщина! И обладает поразительными способностями.
— Но что она себе приписывает! Вещи, конечно, совершенно… ну, невозможные, что ли…
— Верно. В том-то и дело! Приписывает себе знания и умения совершенно невозможные. Кто угодно это скажет. И даже, например, суд.
Черные бусинки его глаз буравили меня, впиваясь в меня. Последние слова мистер Брэдли повторил, повторил намеренно, со значением:
— Например, суд. В суде это все просто высмеют! Если эта женщина вдруг встанет там и признается в убийстве, убийстве на расстоянии, при помощи «волевого импульса» или иным каким-нибудь бредовым способом, то как бы она это убийство ни называла, признание ее суд не примет и дела по нему не начнет. Даже если заявление ее — истинная правда (чему, конечно, здравомыслящие люди, вроде нас с вами, поверить не могут ни на секунду), суд его отвергнет.
Убийство на расстоянии по существующим законам убийством не является. Это бессмыслица. В чем, собственно, и прелесть такого способа — и вы со мной согласитесь, если хорошенько подумаете.
Я понимал, что меня пытаются ободрить. Убийство с помощью сверхъестественных сил английский суд убийством не считает. Нанимая гангстера и поручая ему совершить убийство ножом или дубинкой, я становлюсь его соучастником, и даже до совершения преступления меня могут обвинить в сговоре. Но, поручая Тирзе Грей прибегнуть к искусству черной магии, я должен знать, что магия неуловима и недоступна. В чем, по мнению мистера Брэдли, и состоит ее прелесть.
Весь мой врожденный скептицизм встал на дыбы. Я взволновался и воспротивился.
— Но черт возьми, — вскричал я, — это чистая фантастика! Это невозможно!
— Согласен с вами. Полностью согласен! Тирза Грей — поразительная женщина, обладающая, конечно, поразительными способностями, но поверить всему, что она себе приписывает, — невозможно. Как вы выразились, это чистая фантастика. В наше время невозможно поверить тому, что, сидя в английской деревенской усадьбе, кто-то, сам или через медиума, якобы способен посылать мысленные импульсы, или как там их называют, кому-то на Капри[192]
или в другое не менее отдаленное местечко, вызывая у объекта воздействия ту или иную смертельную болезнь.— Так вот что она себе приписывает!
— Да, конечно. Разумеется, способности у нее действительно есть; ведь она шотландка, и так называемое «ясновидение» — это их национальная особенность. Все так. Но вот во что я верю, и верю безоговорочно, — это, — он наклонился вперед и выразительно помахал пальцем у меня перед носом, — что Тирза Грей знает заранее о чьей-нибудь близкой смерти. Это талант. И он у нее есть.
И он откинулся на спинку стула, изучая меня. Я ждал.
— Ну представьте такую ситуацию. Кому-то, вам лично или другому человеку, весьма желательно было бы знать, когда умрет, скажем, его двоюродная бабушка Элиза Подобная информация, согласитесь, небесполезна, и ничего жестокого или дурного в ней нет — помощь в делах, не больше. Как строить планы? Будет ли, скажем, к ноябрю в вашем распоряжении кругленькая сумма или не будет? Зная это доподлинно, вы можете принимать важные решения. Смерть — штука капризная. Добрая старушка Элиза с помощью докторов способна протянуть еще десяток лет. Что вам, конечно, крайне приятно — вы очень привязаны к вашей милой родственнице, но как хотелось бы все же знать…
Он замолчал, а потом, подавшись вперед, продолжал:
— Вот тут и нужен я. Моя профессия — пари. Я и заключаю пари на что угодно — естественно, диктуя свои условия. Вы обращаетесь ко мне. Естественно, вы не желаете держать пари, умрет или не умрет старушка! Такое пари оскорбляло бы вас в ваших лучших чувствах. Поэтому мы сформулируем это иначе. Вы спорите со мной на определенную сумму, что к следующему Рождеству тетя Элиза будет жива и здорова. Я утверждаю обратное.
Глаза-бусинки снова впились в меня, наблюдая.
— Ничего против не имеете, так? Все очень просто. Мы поспорили. Я говорю, что тетушка Элиза — не жилец на этом свете, вы со мной не согласны. Мы заключаем контракт и подписываем его. Я называю вам дату и говорю, что к этому сроку, с допуском в две недели в ту и другую сторону, по тетушке Элизе отслужат панихиду. Вы говорите, ничего подобного. Если вы окажетесь правы, я плачу вам. Если же прав я — вы платите мне.
Я глядел на него. Я пытался вызвать в душе у себя чувства человека, желающего смерти богатой почтенной старушки. Но тут же заменил ее шантажистом. Это представить легче. Многие годы мне досаждает один тип. Терпение мое исчерпано. Он должен умереть. Убить его самому мне не хватает духу, но я готов пойти на что угодно, лишь бы он… на что угодно.
Когда я заговорил, голос мой звучал сипло — я хорошо вжился в роль:
— Каковы условия?
Мистера Брэдли как подменили. Он сказал весело, почти насмешливо:
— С этим мы и вошли, да? Вернее, вы вошли, ха-ха! Сказали «Ну так сколько?» Я прямо оторопел. Первый случай в моей практике, чтоб с такой скоростью ухватывали суть!
— Каковы условия?