Кошка на голубятне. Бледный конь. И в трещинах зеркальный круг

— И тогда ваше посещение Брэдли вскоре после этого совершенно естественно. Вы попались на крючок! Вы потенциальная добыча!

Она замолчала, торжествуя победу. В замысле ее, конечно, что-то было, но я еще не вполне понимал его.

— Все же, думаю, — сказал я, — они попытаются все дотошно разузнать.

— Конечно, — согласилась Джинджер.

— Мифическая жена из прошлого — несомненная удача, но им понадобятся подробности — где она живет и все такое прочее. И когда я стану отбиваться…

— Вам незачем будет отбиваться. Чтобы сделать все честь по чести, вам надо иметь про запас жену… и эту жену вы получите — не бойтесь, — сказала Джинджер. — Женой вашей буду я!

2

Я внимательно глядел на нее. Или вернее будет сказать, глазел. Ждал, уж не расхохочется ли она.

Не успел я оправиться от изумления, как она продолжила:

— И нечего так на меня смотреть. Это вовсе не предложение руки и сердца.

Я обрел дар речи:

— Вы сами не знаете, что говорите!

— Почему? Как раз знаю! План мой вполне убедителен и имеет, по крайней, мере одно неоспоримое преимущество: не навлекает возможной опасности на невинного человека.

— Но вы навлекаете опасность на самое себя!

— Это уж моя забота!

— Неправда! А кроме того, вся ваша история шита белыми нитками.

— Ничуть. Я все обдумала. Я явлюсь с чемоданом, сплошь в иностранных наклейках, в дом с меблированными квартирами. Сниму квартиру на имя миссис Истербрук, и кто тогда посмеет утверждать, что я не миссис Истербрук?

— Да любой из ваших знакомых!

— Любой из моих знакомых меня не увидит. На работе я отсутствую по болезни. Немного краски для волос — кстати, кто была ваша жена, блондинка или брюнетка? — и дело в шляпе!

— Брюнетка, — машинально ответил я.

— Хорошо, а то ужасно неохота обесцвечивать волосы! Сменить стиль одежды, побольше грима — и даже моя лучшая подруга меня не узнает. А так как вашей жены давно нет на свете — лет пятнадцать? — никто никогда и не заподозрит, что я — это не она. И почему, на самом деле, в «Бледном коне» должны вдруг усомниться, что я — не та, за кого себя выдаю? Если вы, подписав соответствующие бумаги, заключите пари на большую сумму, это и будет лучшим доказательством того, что я и на самом деле ваша жена? Вы их клиент, с полицией вы никак не связаны, в факте вашей женитьбы они могут убедиться, сверившись с записями в «Сомерсет-Хаусе», о вашей дружбе с Гермией они также могут навести справки — так к чему же сомнения?

— Вы не понимаете всех трудностей, степени риска.

— Черт с ним, с риском! — сказала Джинджер. — С удовольствием помогу вам выиграть какие-нибудь несчастные сто фунтов или сколько там поставит эта акула Брэдли!

Я смотрел на нее. Она мне очень нравилась. Нравились и ее рыжие волосы, и веснушки, и ее храбрость. Нет, я не мог позволить ей так рисковать.

— Я не могу пойти на это, Джинджер, — сказал я. — А если… если что-нибудь случится?

— Со мной?

— Да.

— Разве это не мое личное дело?

— Нет. Ведь это я вас в него втянул.

Она задумчиво кивнула:

— Да, наверное, вы правы… Но если честно, кто кого втянул, большого значения не имеет. Теперь мы в него втянуты оба и должны что-то делать. Я серьезно говорю, Марк. Я вовсе не считаю это каким-то развлечением. Если все то, что мы думаем, правда, — дело ужасно серьезное, и их надо остановить. Понимаете, это ведь не импульсивное убийство — из ненависти или ревности, и даже не убийство ради наживы. В таких случаях убийца и сам рискует. А это убийство, поставленное на конвейер, обычное деловое предприятие. Когда жертва просто не принимается в расчет. Конечно, — добавила она, — при условии, что все это правда.

И поглядела на меня с неожиданным сомнением.

— Это правда, — сказал я. — Вот почему я и боюсь за вас.

Тогда Джинджер, облокотившись на стол, принялась со мной спорить.

Мы вертели это так и эдак, со всех сторон, вновь и вновь повторяя одни и те же доводы, не замечая, что стрелки часов на моем камине отсчитали уже не один час.

Наконец Джинджер подвела итог:

— Итак, можно сказать следующее. Я предупреждена, следовательно, защищена[200]. Я знаю, что со мной захотят сделать. И ни на секунду не допускаю, что это может удаться. Если всем нам и впрямь свойственно «стремление к смерти», то, значит, мое еще не развилось! Я здорова и просто не могу себе представить, что у меня появятся камни в желчном пузыре или я заболею менингитом только потому, что старая Тирза начертит на полу какие-то знаки, а Сибилла впадет в транс или чем они там занимаются?..

— Белла, надо думать, совершит жертвоприношение с помощью белого петуха, — рискнул предположить я.

— Согласитесь, что выглядит это все ужасной чушью!

— Но мы не знаем, что они делают на самом деле! — возразил я.

— Не знаем. Потому и важно это выяснить. Но, положа руку на сердце, верите ли вы, что какие-то манипуляции этих трех ведьм в их флигеле могут вызвать у меня неизлечимую болезнь? В то время как я нахожусь в своей лондонской квартире? Нет, вы не можете поверить в такое!

— Не могу, — сказал я, — конечно не могу!

А затем добавил:

— И все же верю.

Мы обменялись понимающим взглядом.