Кошка Зимы

«Сама! Хочу!» И все. Сдох я. Был, да весь вышел. Вытянулся солдатиком под ней, в кулаки простынь загреб, зубы стиснул. Давай, Варька, жги живьем. Она в лицо мне смотрит взглядом одурманенным, а я дышать не могу. Она вверх по мне, а сердце мое за ней, ребра ломает, каждую мышцу дергает-скручивает схватить, насадить назад. Рывком, чтобы шлепнуло, пошло чавкнуло. Она вниз, издевательски медленно, словно еще ищет, прислушивается к себе, а меня колбасит. Права, зверюга я какая-то. Ломает всего, трясет, все мало-мало, слабо мне. Но стоит Варьке еле слышно охнуть, ловя, видно, то самое – и все мои мало-больше-глубже как смело. По ней дрожь и снаружи, и внутри, а следом и по мне. Бля-я-я-я, да! Вот так! Вот оно! Тихие стоны, рваное скольжение, мягкие звуки, будто влажные поцелуи вместо шлепков, ее удовольствие. А меня под ней мотает, сжигает хуже, чем если бы долбил сам, как ошалевший. Смотрю-смотрю, как двигается, как голову запрокидывает, губы кусая, как сиськи ее с торчащими сосками качаются, как член мой, мокрый, блестящий, входит в нее по самое основание и появляется обратно еще влажнее, и дурею, дурею безвозвратно.

Яйца уже в камни сжались, мозги спалило, ни рук, ни ног, ни хрена не чувствую, только ее, Варьку, смертушку мою жгучую, тугую, душу вынимающую по капле, по члену туда-сюда скользящую.

А она и сама уже как в горячке. Грудь мне царапает, всхлипывает, жмурится, как от боли. Потная, раскрасневшаяся, насаживается уже чаще, резче, жмет внутри туже, последние крохи моей выдержки ест поедом. А я отдаю. Все бери. Все тебе, кошка моя бешеная, сладкая.

– Арте-е-ем… Артем же… – завсхлипывала Варька, словно сдаваясь. – Пожалуйста-а-а-а!

А меня просить два раза не надо. Не хватает тебе все же зверюги, да? А я и ее дам. Все ведь тебе теперь.

Опрокинул Варьку на спину, не выходя, подхватил под колени, закидывая пятки себе на плечи, и замолотил, выбивая уже хриплые крики, а не стоны. Ее прогнуло, затрясло мелко-мелко и снаружи, и внутри. И понесло меня тут же – ну не было больше сил держаться. Дергало всего, мотыляло, как херачил кто ногами, да прямо в башку. Повалился на Варьку, вгоняя себя в последних ударах до предела. Сроду не кончал так. Не кончал. Не кончал! В нее!

– Бля-я-я-я. Мне п*здец.

А ведь чуял же, что к тому и идет. Как ни поверни, а все он.

Сжался, готовясь, как в драке, к неизбежному удару гнева Варьки. Под который подставлюсь весь. Никакой защиты и оправданий. Стопудовый мой косяк со всех сторон.

Но она молчала. Сопела равномерно, хоть еще подрагивала, и внутри меня мягко тянуще сжимало-оглаживало. Вскинул тупую башку и уставился ей в лицо. Да ее отключило! Вот это я… ну молодец, наверное. Да только это никак не отменяет того, что наступит расправа неминуемая, как только моя бешеная кошка опамятуется. И будет она лютой. Но пока она не наступила, я тихонько сместился и вытянулся рядом с ней, укрывая нас и скалясь в темноту как дебил. Ну дебил и есть, чё уж.

Глава 33

В мой сон вторгся какой-то противный звук, но все равно просыпаться не хотелось. Было так хорошо. Снилось ни за что не вспомню что, но на душе было от этого так сладко-сладко, что выныривать в реальность не тянуло категорически. Но тут вся постель колыхнулась, кто-то хрипло выругался, и послышались шаги, похоже, босых ступней. Да каких там ступней! Здоровенных лап Зимы, что как раз торопливо упрыгивал из моей комнаты, натягивая на ходу штаны и продолжая шепотом костерить матом настойчивого визитера. Я моргнула пару раз рассеянно, пока последние события выстраивались в голове.

Я осталась без зарплаты. Как там принято теперь говорить? Меня кинули, как лохушку последнюю. Плюс мерзавец, сделавший это, еще и домогался меня. Потом бешеный до невменяемости Зима тыкал мне в лицо членом, который я… мда… Сглотнула, застигнутая врасплох воспоминанием от ощущений… вкуса. Это было… да ужасно-отвратительно-унизительно, само собой! Но надо быть честной у себя в голове хотя бы. Так это воспринималось только из-за ситуации, насилия. Будь обстоятельства другими… И что, Варя? Готова попробовать такое?

Невольно провела языком по нижней, треснувшей от диких поцелуев губе. Вот никогда и мысли не возникало, а тут… Почему? Из-за того, что произошло потом? А что же случилось потом? А то, что Артем в прямом смысле насадил меня на свой рот и заставил кончить. Да как! Ух, боже ж мой! Это отличалось от всего моего прежнего опыта. Сильно. И проняло меня настолько, что я сама потом к нему и полезла? На него. И совсем не практичные соображения о потере единственного защитника затащили меня на его… хм…

И что теперь. У нас? Как называется то, что между нами? И есть ли что-то? Зима говорил про «по-нормальному» и о том, что его тянет ко мне. Но это было до того, как я старательно потопталась по его самолюбию, и до того, как Кир влип, делая меня зависимой от Артема. Парни обидчивы. Это я знаю. И у меня так-то достаточно причин для обиды.