Кошки ходят поперек

– Твоя бабушка, кстати, тоже была не в восторге от твоей мамы, – усмехнулся он. – Как только ее ни называла... Потом все наладилось. Поэтому... Поэтому я не против дружбы, не против... Но есть кое-что, что ты должен знать. У Лары проблемы.

Мне стало неприятно. Так всегда неприятно бывает перед каким-нибудь дурным происшествием, я уже говорил про такое. Ты знаешь, что гадость должна случиться, а сделать ничего не можешь. Вот и сейчас, когда старый сказал, что есть кое-что, что я должен знать, я испугался.

– Я попросил разузнать тут кое-что. – Старый ткнул пальцем в листы. – Кое-что... У меня есть связи, ты знаешь, старые товарищи. Хочешь послушать?

Я отвернулся.

– Не хочешь... Но это будет тебе полезно тем не менее. Ты знаешь, что такое шизофрения?

Я знал, что такое шизофрения. Это когда появляются зеленые черти и шустрые гомункулусы лезут из синих бутылок. Ну и что? Нет, понятно, куда старый клонит, но все равно – ну и что?

– На Лару заведена вот такая толстенная папка. – Старый показал пальцами. – Ты про Апраксин Бор слыхал? Тебе твои недавние знакомые ничего не рассказывали?

Я не ответил.

Про Апраксин Бор все слышали. Та психушка, в которой побывали мы с Гобзиковым, по сравнению с Апраксиным Бором была просто детским лагерем отдыха. Санаторием. В Бор посылали настоящих буйнопомешанных, социально опасных и психов, отличавшихся необычными способностями. Со строгой изоляцией. Два года назад оттуда сбежала Гучков – известный пироманьяк, спаливший несколько бензозаправок, нефтяной эшелон и усадьбу Буньково, памятник архитектуры девятнадцатого века. Гучкова ловили всей областью, поймали, снова поместили в Апраксин Бор, и он сжег там корпус.

– Твоя Лара провела весь последний год в этом заведении, – сказал старый. – А где до этого была – неизвестно. Думаю, ты догадываешься, с каким диагнозом она отдыхала в Апраксином Бору?

Старый почесал лоб.

– Апраксин Бор – место... специфическое. Там они многими интересными вещами занимаются. В частности, электросудорожной терапией. Год электросудорожной терапии, сам понимаешь... Несколько курсов ЭСТ, один за другим. Многие взрослые дядьки не выдерживают... Потом она сбежала. Темная история, несколько санитаров было искалечено, кстати... И объявилась тут. И Панченко Наталья ее пожалела и записала на свою фамилию. Панченко с губернатором в одном КСП, оказывается, состояли. Они Ларисе документы даже сделали новые. Она ненормальная.

Я глядел в окно. Старый продолжал:

– Это не обидное слово, это просто факт. Есть люди нормальные, а есть люди не совсем... нормальные. Лариса относится ко второй категории. Знаешь, что рассказывали врачи? Когда она появилась в Апраксином Бору, там вдруг объявились волки. Волки приходили и всю ночь выли под окнами. Врачи боялись выходить на улицу...

Так им и надо! – думал я. Так им и надо. Чего их жалеть-то? Электросудорожная терапия...

– Не веришь? – усмехнулся старый. – Я предполагал, что ты не поверишь. Так, наверное, и надо. Человек не должен сразу предавать друзей. Погляди.

Старый подошел ко мне, бросил на подоконник тонкий файл в пластиковой обложке.

– Тут копии, конечно. Но все равно впечатляет. Посмотри. Художественное творчество...

Я не думал, что Лара умеет рисовать. Хотя это было довольно трудно назвать рисунками в полном смысле этого слова.

Это было похоже на взрыв. Бешеные красно-черно-зеленые штрихи, ощетинившийся иглами комок, разрывающийся по краю. Красные капли, расходящиеся лучи, линии, стрелы. Я пригляделся и обнаружил, что на всех листах нарисовано, в общем-то, одно и то же. Одно и то же. В хаосе разноцветных разбегающихся линий угадывались мощные лапы с длинными саблеобразными когтями, угадывались зубы и круглый глаз, чешуя, сквозь которую пробивался мощный белый свет. От рисунков шла какая-то бешеная тревожная энергия, это чувствовалось даже на расстоянии, рисунки жгли. Я неожиданно подумал, что, может, это и не похоже на нормальную живопись, но это, безусловно, гениально.

Как-то раз мы летели со старым в самолете. А где-то рядом с нами разговаривали. Один человек рассказывал другому, как он всю жизнь считал, что гениальность – это выдумки, и как однажды ему удалось убедиться в том, что гениальность существует на самом деле. Этот человек имел какое-то отношение к литературе, отвечал за работу с молодыми в одном из отделений Союза писателей. Ему приносили много разных рассказов, романов и других текстов, как-то пришла девочка со скрипичным футляром и стихами. Стихи были скверными, литератору стало грустно, и он попросил девушку лучше сыграть на скрипке. Девушка сыграла. Какую-то короткую пьеску, как сказала девушка, собственного сочинения. Она подняла смычок и коснулась струн, у литератора зашевелились волосы. Он не мог и не может подобрать правильное слово... Это можно было определить так: музыка выворачивала.

Я, наверное, почувствовал то же самое. Волосы не зашевелились, но чувство прикосновения к чему-то необычному было.

– Впечатляет? – усмехнулся старый.

Это не впечатляло, это выворачивало. Только в хорошем, конечно, смысле.