Кошки-мышки (СИ)

Тот крутится рядом с улыбающейся Минни и что-то ей рассказывает – восторженно, многословно. И нет никаких сомнений, на что он надеется. И видно, что ему плевать на разницу в возрасте, на немоту и чрезмерную худобу девушки. Ну да, перебирать не время. Мартинес стоит у входа и смотрит, с трудом сдерживая желание подойти, взять парня за ворот его куртки и убрать от своей собственности. Парой слов, а лучше всего – ударов, объяснить раз и навсегда, чья она. И чьей останется.

А Минни делает вид, что не замечает его, слушая парня и беззвучно смеясь. Она выглядит совсем другой – простой, свободной, расслабленной. Такой, какой почти никогда не бывает в обществе Мартинеса. Почему? Этот малец ей больше нравится? Он ее больше привлекает? Или она просто дразнится? И у этой – свои игры?

Зашедший в библиотеку Диксон отбивает всю охоту сделать шаг вперед и попытаться разобраться, что здесь вообще происходит. Приятель, как обычно, громко шутит и требует себе чтива на ночь «погорячее», а Мартинес тихо покидает библиотеку. Так странно думать о том, что эта серая мышка может быть нужна еще кому-то. Так необычно видеть, как кто-то смотрит на нее с восхищением. Такое непривычное чувство. Ревность? Смешно даже. Мартинес вообще когда-то кого-то ревновал?

Сразу после проверки всех постов он идет к Минни, забывая о том, что не собирался. Настойчиво стучит в дверь, безмолвно заходит в квартиру и вглядывается в серые глаза. Девушка едва заметно улыбается, словно понимает его злость – наверняка ведь успела заметить его в библиотеке. Она ведь немая, а не слепая. Обо всем догадалась и смеется. Над ним?

- Ну и как это понимать, красавица?

Ее насмешливый взгляд заставляет забыть о ее слабости. Минни кривится от боли, и Мартинес медленно разжимает пальцы, сжавшиеся на ее белом запястье. Непонимающе смотрит на красный след, оставшийся на коже, и снова пытливо поднимает глаза – да, он ревнует.

========== Глава 23 ==========

Нелепые старые обои в светлый горошек на бежевом фоне – Мартинес смотрит куда угодно, лишь бы снова не схватить эту, вдруг с вызовом приподнявшую подбородок, девушку. Чтобы не причинить ей боль, не встряхнуть, не стукнуть о стену, не коснуться пальцами ее шеи, сжимая и заставляя, наконец, показать эмоции. Не те: полуудивленные, полубезразличные, полунасмешливые. Нет, настоящие – так, чтобы взрыв страсти. Так, чтобы слезы градом. Так, чтобы смех до подкашивающихся ног.

А может быть, она так просто не умеет?

- Мне не нравится тот парень, который возле тебя крутится. Гарджулио, да? - наконец поясняет Мартинес, возвращаясь взглядом к терпеливо ожидающей его ответа Минни, прислонившейся к стене и ни капли не удивляющейся его словам – тому, что он заговорил о ее ухажере.

Она даже улыбается одними уголками губ – секундное, короткое движение. Но он замечает.

- В игры решила поиграть, девочка? Давай начистоту – ты со мной? Не люблю недопонимания, - он предпочитает показать напускное равнодушие и чуть ли не добродушие – пытаясь обмануть даже самого себя.

Она медленно кивает – легко, плавно, почти что неуверенно. Но он видит.

- Отлично! Тогда ты должна знать, красавица – ты моя. И только. Понять и уяснить. Я не позволю выставлять себя идиотом. А если тебе что-то не нравится, или ты чем-то недовольна, чего-то хочешь, ты можешь сказать. Поговорим, решим. Хорошо? - Цезарь говорит с ней медленно, размеренно, словно предполагая, что она с трудом понимает.

Она кусает губы – привычный, до сих пор раздражающий жест. И он снова злится.

Поднимает руку и прижимает пальцы к ее теплым влажным губам, на секунду представляя, что она его сейчас укусит своими маленькими зубами. Но Минни только покорно замирает, позволяя касаться своего лица и смотря куда-то в сторону. Так, словно он даже внимания не стоит. Так, словно ей все равно. Так, словно она не слушала его слова.

Она вдруг берет его за руку и ведет в комнату. Торопливо и как-то суетливо пытается расписать ручку на белой странице блокнота и кривится, смешно злясь на неудачу. Мартинес хмыкает, расслабляясь, падает на диван рядом с Минни и закуривает – в этой квартире разрешения можно не спрашивать. Ни на что. Здесь можно делать все, что угодно. С ней можно делать все, что угодно. Он может делать все, что угодно. И к черту все эти разговоры, может быть, она, в самом деле, глуповата? Немного тронулась умом однажды, потеряв не только дар речи, но и часть рассудка? Может быть, он много от нее требует?

А с Гарджулио можно разобраться самостоятельно, нагрузив работой и сказав всего несколько слов – парень должен быть неглупым, поймет, что нарываться и болтать не стоит. Один разговор, и он будет обходить библиотеку десятой дорогой, прижимаясь спиной к внешним стенам города и старательно отводя глаза. Глупая надуманная проблема – эту женщину у Цезаря никто не уведет. Не посмеют. И она – уйти – не посмеет. А значит, проблемы нет. Проблема решена.