В голове солдата служба проходит быстро. Тот, кому остался один день, не должен появляться на передовой. Но его смерть лишь подтвердила старую солдатскую мудрость…
Что ничто не кончено, пока не вернулся домой.
Чем меньше солдату остаётся служить, тем вспыльчивей и нервознее становится он в дозорах. Но никто и не ждёт многого от того, кому осталась неделя или две.
Солдат во всём жаждет удачи, повсюду чует беду и страдает от дембельского синдрома.
Он всего боится, и на передовой его скорее можно зачислить в пассив, чем в актив. Он стремится быть сверхосторожным, но старается так неуклюже, что попадает впросак.
Каждую минуту ему рисуется его смерть. Поэтому он хватает себя за яйца и теребит на счастье талисман. И щёлкает себя по зубам, скрещивает пальцы – и надеется. А уж сколько он молится…
– Я отбыл свой срок в аду, Господи… вытащи меня отсюда живым, прошу!
Я хотел, чтобы всех солдат, кому осталось тянуть лямку меньше месяца, вернули в базовый лагерь. После 11-ти месяцев боёв – целого отрезка жизни на передовой длиной в 330 дней – они заслужили немного отдыха. Но командованию 199-й бригады не хватало пополнений, и оно поздно присылало парням замену. Слишком поздно.
Последние три недели во Вьетнаме для меня были особенно тяжелы. Я никак не мог получить приказ о переводе, зато каждую ночь объявлялась "красная" (высшая) степень боевой тревоги. Данные разведки говорили о большой вероятности миномётных и ракетных ударов.
Я дрожал как лист и на ночь уходил спать в блиндаж неподалёку от нашей палатки. Я считал, что неожиданности мне ни к чему. И боялся, что при нападении первый же залп придётся как раз по палатке. А если это окажется ракета, то от меня мало что останется.
Найстром уже уехал домой. Он писал, что работает на старом месте – политическим обозревателем в "Сиэтл Таймс", и прибавлял, что вся его служба была сплошным дерьмом, от начала до конца.
Когда он летел домой, пилот сбился с курса и направил самолёт в воздушное пространство России. Поэтому какое-то время возвращающихся домой ветеранов сопровождали советские истребители МИГ.
Потом у самолёта случились неполадки с двигателем, и пилот был вынужден сесть для ремонта на одном из Алеутских островов недалеко от Аляски.
Найстром, который был любимым "сынком" майора Бум-Бума, писал, что за похвальные достижения за год службы во Вьетнаме старик представил его к медали "За безупречную службу" и "Бронзовой звезде". Медали ему прислали на дом уже после того, как он уволился с действительной службы, однако он посчитал это оскорблением и отослал их Пентагону обратно.
Во Вьетнаме у каждого солдата, особенно в конце службы, появлялась мания – получить назначение в тыл. Они были готовы выгружать из вертолётов трупы, наполнять песком мешки, жечь говно, чистить генералам ботинки – всё что угодно, лишь бы выжить.
Те, кто не смог получить место в тылу, стреляли в ногу или руку – калечили себя, только чтобы получить немного передышки.
Так поступил мой товарищ по Тайгерлэнду Бобби Паркер. Он специально отстрелил себе большой палец на левой ноге во время чистки оружия.
Мне рассказал это в Плейку один паренёк из нашей учебной роты. Устное радио работало во Вьетнаме бесперебойно, и на его сведения можно было положиться.
Этот парень рассказал, что Паркер представил дело так, будто всё произошло случайно, что он и не думал отстреливать палец, что винтовка сработала сама.
– Бац!
Но в армии посчитали его историю чушью собачьей и вкатали ему 15-ую статью за порчу казённого имущества. После короткого лечения его снова отправили на передовую таскаться с винтовкой и тяжеленным рюкзаком.
Во Вьетнаме пехота в основном комплектовалась из чёрных. Офицеры же в большинстве своём были белыми. И конечно белые офицеры отдавали немногие тыловые должности белым солдатам. А это нагнетало расовую напряжённость.
Но именно из-за чёрных у белого начальства росли показатели уклонения от выполнения приказа, симуляции болезней, употребления наркоты и спиртных напитков.
Один чёрный говорил, что от травы у него глаза лезут на лоб, а от алкоголя тянет на подвиги. Он создавал проблемы своему командиру, и тот отправил его на губу в Лонг Бинь.
Но, создавая проблемы, чёрный как бы посылал на хрен армию и всю систему, которая призвала его в ряды вооружённых сил, надела на него форму, дала в руки винтовку и послала на другой конец света воевать и погибать.
И кто мог его за это винить?
Война во Вьетнаме была войной белых. У чёрного же была своя война на родине, дома, там, где раскинулись Нью-Йорк и Чикаго, Новый Орлеан и Даллас, Уоттс и Сан-Франциско.
Чёрный говорил, что его проблема – Белый, а не Вьет Конг. Вьет Конг никогда не называл его "ниггером"…