Кошмарный принц

Таню госпитализировали в коматозном состоянии.

Глава 43

Глубоко в голове ухнуло и из неведомых штольней подсознания наружу эхом вырвалось что-то забытое, прошив молнией мозг и выводя сознание из оков оцепенения. Преломленный и искаженный отголоском субъективного эха образ битого стекла реанимировал память и его — эха — хватило, чтобы смотритель опомнился и шарахнулся

как от ладана черт

от бузинового стола.

«Может, это был сон?», — подумал он, и непонятно, что подразумевал вопрос. Так хотелось обобщить. Так хотелось скомкать… Виктор Ильич посмотрел на стол, на лист, на котором он только что написал новую главу. Собственноручно. Именно собственноручно! Пусть и не весь текст, но он не был настолько слеп, чтобы не различить свой почерк, перемежающийся с почерком чуждым, каллиграфическим. Дерганые вензеля напомнили смотрителю гороховые всходы на ровных грядках окученного молодого картофеля. Да, так. Посему выходило, что шоковое состояние оказалось неподконтрольно силе и чарам бузинового стола и его демонические рассказчики были не готовы к подобному повороту, а желание Виктора Ильича писать оказалось сильнее чёртовой магии… И что теперь? Бумага снова подвергнется самосожжению? Виктор Ильич сплёл пальцы рук и приложил их ко рту, будто готовился к молитве, но не смог долго держать ладони сцепленными: высоким напряжением от кончиков пальцев к локтям стрельнула боль. И как внезапный дождь лицо оросили жгучие слёзы.

«Он мстит за самоволку, — подумал смотритель. — Но почему мне захотелось так сильно писать!?». И вопрос этот прозвучал, как стенание. Лицо искривилось в болезненной гримасе. Виктор Ильич поднялся со стула, откатив его пинком к этажерке, и направился к выходу: откуда-то взялась уверенность, что боль непременно спадёт, стоит лишь подальше уйти от треклятого стола, будто стол являлся прямым регулятором артритной боли, то снимая её, то наоборот… В дверях Виктор Ильич запнулся о невидимое препятствие, яко бумеранг, в мысли вернулся вопрос: почему ему вдруг захотелось так сильно писать? Выброшенный в пространство вопрос словно впитал в себя смысл и вернулся к хозяину уже не в качестве стенания, а понимания. Нужно только изловчиться и поймать бумеранг! Но как это сделать скрюченными пальцами? Смотритель перешагнул через порог, мысль сорвалась, и сознание подсунуло первое, что попалось. Шок, потрясение, окутавшее сознание пылью неведомого происхождения. Виктора Ильича удовлетворила придуманная причина. Он просто боялся сойти с ума. Боялся сойти с ума раньше времени. Для одинокого человека борьба с чертовщиной неравна, один в поле не воин, говорят.

— Мы ещё повоюем! — с напускной бравадой проворчал смотритель и, дойдя до серпантина лестницы (избегая взглядом дверь спальни Кошмарного Принца), свернул к третьей комнате на этаже, служившей гостиной для близких друзей. Но так как у Юры Клинова друзей было очень мало, если не сказать: не было совсем, то большее время комната пребывала в печальном сиротстве. Сам Кошмарный Принц туда не заглядывал, и чтобы гостиная уж совсем не казалась заброшенной, ей максимальное внимание (по настоятельной просьбе хозяина) уделялось приходящей горничной. Виктор Ильич не раз думал, что музей мог вполне обойтись и без этой комнаты — таким ненужным буферным помещением она была — но разве могли себе позволить подобную вольность те архитекторы-проектировщики, что скопировали дом у Черного моря вплоть до скрипучей ступени?

Стоило открыть дверь, как по ногам прокатился сквознячок. Разбитое окно было здесь. «Это же какой силы нужно было сделать бросок, чтобы попасть в это окно?», — задался вопросом Виктор Ильич. Он зашарил взглядом по полу, ища инородный предмет. Возможно ли, что камень — а именно его искал смотритель — каким-то образом отскочил от стекла в момент удара? Если судить по расстоянию от тротуара до окна, то вполне… И тут логическая раскладка не выдержала реального факта, Виктор Ильич увидел инородный предмет, тот мутно поблескивал у самой ножки шкафа. Это оказался не камень, Виктор Ильич поднял новую, ещё со смазкой, гайку на четырнадцать и посмотрел на окно, ощерившееся острыми клыками разбитого стекла. Ясный взгляд подернулся дымкой воспоминания, возвращая во времена юности, когда они пуляли вот такими гайками по стеклянной таре из рогаток. Неужели рогатки до сих пор в ходу? Ведь даже у детей теперь есть пластмассовые «пистики», больно стреляющие пластмассовыми пульками. А о пневматическом оружии и говорить нечего… Виктор Ильич часто заморгал, возвращаясь в день сегодняшний, и решил показать находку детективам и заодно поделиться своими соображениями на этот счёт.