Кошмары

Старик протянул мне еще одну марку. На одной стороне марки латинскими буквами было написано имя Хонг-Дока, а на другой – портрет знатного китайца в местном народном костюме. Он был сделан поверхностно, небрежно, гораздо хуже остальных изображений на марках. Эдгар Видерхольд прочел на моем лице удивление.

– Да, эта марка расписана небрежно – одна-единственная из всех. Странно, как будто Хонг-Док не хотел уделить своей собственной персоне хоть сколько-нибудь внимания. Но зато посмотрите этот маленький шедевр. – Он поддел ногтем указательного пальца другую марку.

На ней была нарисована юная девушка, которая могла показаться и нам, европейцам, прекрасной; она стояла у большого куста и в левой руке держала маленький веер. Это было настоящее произведение искусства, доведенное до совершенства. На оборотной стороне марки было имя этой женщины: От-Шэн.

– Это третье действующее лицо драмы в форте Вальми, – продолжал старик, – а вот несколько второстепенных действующих лиц, статистов.

Он придвинул ко мне дюжины две марок, на обеих сторонах их были нарисованы большие крокодилы во всевозможных положениях: одни плыли по реке, другие спали на берегу, иные широко разевали свою пасть, другие били хвостом или высоко поднимались на передних лапах. Некоторые из них были стилизованы, но по большей части они были изображены очень реально и просто; во всех изображениях была видна необыкновенная наблюдательность художника. Старик вынул еще несколько марок и протянул их мне.

– Вот место действия, – сказал он.

На одной я увидел большой каменный дом – очевидно, дом художника; на других были изображены комнаты и отдельные места сада. На последней был вид на Светлый поток и на Красную реку. Один из видов был тот, что открывается с веранды Видерхольда. Каждая из перламутровых пластинок вызывала мой искренний восторг, и я невольно встал на сторону художника – против морского кадета. Я протянул было руку, чтобы взять еще несколько марок.

– Нет, – сказал старик, – подождите. Вы должны осмотреть все по порядку, как это полагается…

…Итак, Хонг-Док был моим другом, равно как и его отец. Оба они работали на меня в течение многих лет, и я был чуть ли не единственным их заказчиком. Разбогатев, они продолжали заниматься своим искусством с той только разницей, что за свои произведения они не брали больше денег. Отец дошел даже до того, что решил выплатить мне все до последнего гроша обратно из тех денег, которые я ему давал за его работу, и я должен был согласиться принять их, как мне ни было это неприятно, чтобы только не обидеть его. Таким образом все мои шкафы наполнились произведениями искусства совсем даром. Я-то и познакомил морского кадета с Хонг-Доком, я взял его с собой к нему в гости – знаю, что вы хотите сказать: морской кадет был большим любителем женщин, а От-Шэн была вполне достойна того, чтобы добиваться ее ласки, – не правда ли? И я должен был предвидеть, что Хонг-Док не отнесется к этому спокойно? Нет, я ничего не мог предвидеть. Быть может, вы могли бы предусмотреть это, но не я, потому, что я слишком хорошо знал Хонг-Дока. Когда все это случилось и Хонг-Док рассказал мне, сидя здесь на веранде, – о, он рассказывал гораздо спокойнее и тише, чем я теперь говорю, – то мне до последней минуты казалось это настолько невозможным, что я не верил ему, покуда наконец воды реки не предъявили мне доказательство, которое не могло оставлять больше никаких сомнений. Часто я раздумывал над этим, и мне кажется, что я нашел те побудительные причины, под влиянием которых Хонг-Док сделал то, что сделал. Но кто может безошибочно читать мысли в мозгу, где, быть может, сохранились наклонности тысяч предыдущих поколений, пресытившихся властью, искусством и великой мудростью опиума? Нет, нет, я не мог ничего предвидеть. Если бы меня тогда кто-нибудь спросил: «Что сделает Хонг-Док, если морской кадет соблазнит От-Шэн или одну из его новых жен?» – то я, наверное, ответил бы: «Он не поднимет даже голову от своей работы. Или же, если он будет в хорошем настроении духа, он подарит кадету От-Шэн». Так и должен был бы поступить Хонг-Док, которого я хорошо знал, именно так, а не иначе. Хо-Нам, другая его жена, изменила ему однажды с одним китайским переводчиком; он нашел ниже своего достоинства сказать им обоим хоть одно слово по этому поводу. В другой раз его обманула сама От-Шэн. Таким образом, вы видите, что у него вовсе не было какого-нибудь особенного пристрастия к этой жене и что не это руководило им. Миндалевидные глаза одного из моих индусов, который ездил со мной в форт Вальми, понравились маленькой От-Шэн, и хотя они не могли сказать друг другу ни одного слова, тем не менее очень скоро поняли друг друга. Хонг-Док застал их в своем саду, но он даже не тронул своей жены и не позволил мне наказать моего слугу. Все это так же мало волновало его, как лай какой-нибудь собаки на улице – на это едва только удостаивают поворотить голову.