Но кое-что она делала, превратив это в вечерний ритуал. Она желала всем спокойной ночи. Проверяла палочку в кобуре на ее запястье под пижамой. Накладывала защитные чары на комнату, что заставило бы ее кожу чесаться, если бы кто-то взломал их. Расстегивала среднюю пуговицу на пижаме, чтобы узнать, если кто-то снова застегнет их (это стало наваждением каждое утро – опустить руку вниз и проверить, что она все еще не застегнута). Сажала Глотика на кровать и чесала ему щеку, пока он не начинал мурлыкать. Проверяла свою палочку в кобуре (снова).
В одной из книг Билла о защитных чарах против незваных гостей в чистокровных поместьях, она даже нашла чары, которые заставляли половицы скрипеть при вторжении.
«Чистокровные, – усмехнулась она, – Вещи, которые они делают друг с другом. И со мной».
Но было еще одно, о чем она хотела бы не думать во время подготовки ко сну. Когда у нее были месячные (что было совершеннейшим облегчением), она натягивала комфортные черные трусы, глотала зелье ночного первоцвета и зачаровывала воду в бутылке, чтобы та была постоянно обжигающе горячей, клала ее у живота, сворачивалась калачиком на кровати и ждала, когда тупая боль сойдет на нет.
Потом в ней поднялась паника. Что если он увидит ее такой? Страдающей от боли и судорог? Станет ли ему настолько противно, что он убьет ее? Будет ли акт более болезненным?
Она повернусь на спину, сбросила покрывало и с негодованием посмотрела на потолок, желая, чтобы поток слез исчез.
Это был абсурд. Волдеморт мертв, а Антонин долбанный Долохов каким-то образом стал для нее куда страшнее. Она спала беспокойным сном и даже не стала утруждать себя ответами на письма, которые приходили в коттедж. Она чувствовала себя такой эгоистичной и эгоцентричной.
Подушка продавилась под ее головой. Она отстранилась.
Живоглот на секунду замер, стоя лапами на подушке, медленно моргнул и затем свернулся калачиком у изгиба ее шеи. Она коснулась его рукой и запустила пальцы в его рыжий мех, чтобы сфокусироваться на теплом чувстве комфорта. Он пах, как камин.
***
– Сколько можно сидеть взаперти как курица? – воскликнула Флер за утренним чаем. Билл ушел на работу после завтрака, и они с Гермионой остались вдвоем, пока Флер возилась на кухне какое-то время.
– Ты должна что-то делать! Я занята в саду, тебе тоже нужно найти занятие.
Гермиона избегала кучи пришедших писем, но после чтения и прогулок по берегу днями напролет она начала чувствовать себя бездельницей.
Она могла бы уже столько раз помочь очистить могилу Добби, вместо того, чтобы просто стоять напротив нее, ожидая пока пробьются сорняки.
Гермиона некоторое время стучала пальцами по обеденному столу.
– Ты не будешь против, если я транфигурирую кофейный столик в письменный в моей комнате?
Флер усмехнулась.
– Ты должна! Бедное создание. Как бы я хотела забрать тебя во Францию, где у тебя было бы куда больше занятий, чем только смотреть, как я готовлю.
Не спрашивая, Флер трансфигурировала неиспользуемый кухонный шкаф в книжный и начала левитировать его в гостевую спальню.
– Возьми побольше книг из дома, – бросила она через плечо, – Ты помогла выиграть войну, Гермиона. Что мы должны были сделать? Сказать «нет»?
К обеду Гермиона послала сову Билла к мракоборцу из Когтеврана с письмом, где просила, затем переписала сообщила ей, что вернется в свою квартиру, чтобы забрать кое-какие вещи.
«Это мой дом, – сказала она себе, – Я не должна просить».
Сова вернулась намного позже, чем ожидалось, из-за ужасной погоды, но мракоборец сказала Гермионе, что не видит никаких проблем, и, если она хочет приехать завтра, квартира под надзором, дежурные мракоборцы предупреждены и, возможно, ей нужно сопровождение?
– Я буду там, – сказал Гарри в тот день за ужином, дождь хлестал по окну, – Может ты хочешь присоединиться ко мне за обедом?
Гермиона хотела обнять его.
На следующий день он опоздал, потому что свирепая погода помешала его работе «в полях», но она взяла обед с собой для них двоих. Поговорив с мракоборцами снаружи, она вошла в квартиру и начала паковать книги в расширяющийся сундук, который ей одолжила Флер. То пятно на полу, казалось, по-прежнему смотрит на нее, и она зашла в спальню только, чтобы быстро забрать свои письма, но ей стало легче, когда пришел Гарри, промокший до нитки под дождем.
– Без книг это уже не похоже на дом, да? – сказала она ему. Это казалось истеричным, волноваться по поводы воды, которая стекала с него на пол, поэтому она проигнорировала это.
– Ты не меняешься, Гермиона, – усмехнулся он.
Позже в тот же день, она поняла, что места для всех книг, что она принесла, в гостевой комнате было достаточно (но совсем впритык).
Вскоре Гермиона снова была занята. Она начинала утро с долгой прогулки по пляжу, предварительно заплетя волосы в косу, чтобы они не падали на лицо, затем она сидела за письменным столом, читая или отвечая на письма.
Иногда вечером она помогала Флер в саду. В течение дня все было хорошо.
***