Кошмары Грейнджер (ЛП)

Он погрузился глубоко в нее и содрогнулся. Ужас произошедшего – то, что он кончил в нее – заставил ее живот скрутиться от отвращения. Она почувствовала, что глаза наполнились слезами, и открыла их снова, чтобы посмотреть на письма.

«Сделай это сейчас», – приказа она.

Она сконцентрировалась на всем том адреналине, что бежал по ее венам, кровь стучала у нее в ушах, кожа покрылась мурашками, болезненный жжение между ее ног все еще отдавалось спазмами, ее руки сжались в кулаки, и она направила на письма каждую частичку своей силы воли.

Письма в органайзере сдвинулись.

Он все еще дышал ей в ухо.

Еще несколько мгновений она смотрела на письма, единственное, что мог ухватить взгляд, пытаясь стереть это из памяти. Она отчаянно пыталась игнорировать его тело, прижатое к ней. Она пыталась держаться, запомнить органайзер, чтобы поверить, что это было реально.

Острый наконечник уткнулся ей в горло. Кончик палочки.

– Ты всегда будешь со мной, маленькая ведьма.

Тяжелый ночной воздух окутал ее, как ледяные булавки и иглы. Он закрутился в ее сознании, смазывая углы ее мыслей и воспоминаний, пока ее дыхание наконец не стало глубоким и ровным. Она продолжала лежать под Антонином Долоховым, но с тенью удовлетворения на ее сознании: помнить.

========== Глава 3 ==========

Слезы высыхали на ее лице, пока Гермиона лежала на кровати, смотря на органайзер на прикроватном столике.

Он смотрел на нее.

Ее сознание анализировало, какие части кошмара она могла вспомнить. Во сне все было так же – ее спальня, снова Антонин Долохов. Она проснулась с тем же чувством отвращения и омерзения, с такой же тупой болью в животе и с тем же стремлением стоять под душем, чтобы вода молотила по ней как никогда раньше.

Она уткнулась лицом в подушку и вдохнула запах ткани. Это было ошеломляюще. Ее память была затуманена, местами импрессионистична, но одно она помнила с жгучей четкостью:

Органайзер.

Она свесила ноги с кровати и потянулась руками к полу, обхватив ноги, смотря на органайзер. Что все это значит? Она почувствовала тошноту и запустила руку в волосы.

Как часто ты еще собираешься проходить через это, Гермиона?

Вдох, выдох.

Была бы у нее подобная проблема в палатке во время поисков крестражей с Гарри и Роном, это было бы унизительно, и Гермиона чувствовала себя невероятно счастливой, что у нее была своя собственная квартира.

Медленно, фокусируясь на органайзере, она вспомнила, что отчаянно нуждалась…. Она смотрела на письма, пока он….

…. потянул ее за волосы….

… или, по крайней мере, ей казалось, что он тянул ее за волосы. Она смотрела на письма, и что-то было не в порядке. Они выглядели перемешанными, будто ребенок их перепутал. Она встала и, нахмурившись, осмотрела их.

Что-то было не так. Она всегда разбирала их со скрупулезностью. Гарри и Рон были благодарны, когда она согласилась принимать от имени всех троих корреспонденцию, которая касалась войны или усилий по восстановлению страны. Она когда это превратилось в «сизифов труд», она нашла только один маленький способ почувствовать хоть какой-то контроль. Цветные обозначения для писем. Она укомплектовывала и складывала их по коробкам. Распределяла по алфавиту. Складывала их аккуратно с левой стороны органайзера.

Она почувствовала себя странно, смотря на него.

До конца не понимая зачем, будто это был подсознательный инстинкт, поднявшийся в ней, дрожащими пальцами она медленно провела рукой вниз по брюкам, проверяя трусики. Она были чистые и сухие.

Она вернула руки обратно к груди.

Что происходит, Гермиона?

Она посмотрела на кресло у стола, совершенно точно уверенная, что ее никогда не охватывало чувство страха, когда она смотрела на него раньше. Она медленно приблизилась к нему и наклонилась, чтобы понюхать.

Сосна. Дым.

Ее горло сжалось.

Она не была в лесу со времен Леса Дин. Дыхание готово было участиться, но она подавила этот порыв, затем в ее сознании всплыл образ обнаженной груди Долохова, вешающего свою мантию на кресло.

«Травма», – подумала она. Это… то, что случается после войны.

В комнате стояла тишина, солнце уже было высоко в небе, тени падали на ее постель через занавески. На самом деле, это было ужасающая тишина. Ее губы сложились в слово:

– Глотик?

Слабое, приглушенное мяуканье послышалось в другой части квартиры. Она чувствовала себя дико с растрепанными волосами и палочкой наготове, когда шла по дому. Обычно он наступал на ее опухшее лицо по утрам, если его не покормили до 8 утра или около того. Судя по местоположению солнца, был уже почти полдень.

– Глотик, – снова позвала она.

Сначала, ничего. Потом слабое мяуканье из прачечной.

Кровь набатом стучала у нее в ушах и груди, говоря об опасности.

Кто-то другой закрыл его там. Она открывала дверь в прошлого раза. Она была уверена.

Гермиона едва запомнила, как открыла дверь, схватила его, побежала обратно в спальню и захлопнула дверь. Ее мысли витали в воздухе как корнуэльские пикси и бежали сквозь ее сознание размытым вихрем. Она накинула мантию поверх пижамы, одной рукой крепче прижав ее к телу, пока вторая рука сжимала палочку. Глотик спрыгнул с ее колен.

Гарри…