Кошмары Грейнджер (ЛП)

Гермиона на секунда замерла с едой в руках. Ей необходимо проверить защитные чары. Может раздобыть переводчик с русского – если это был просто ночной кошмар, откуда у нее в голове взялась русская речь? Значит ли это что-нибудь? Единственной русскоговорящей, которую она знала, была маленькая девочка со светлыми волосами, которая ходила с ней в одну школу, когда ей было восемь лет.

Она заметила, что Гарри смотрит на нее.

– Это ужасно, – произнесла она, просто чтобы нарушить тишину.

– Ага.

– Так как вы справляетесь с этим?

– С ночными прогулками? Ну, на прошлой неделе Джинни подвернула лодыжку, споткнувшись о садового гнома, так что утром мы убрали всех гномов.

– Я имела в виду с кошмарами, Гарри.

Он задумался на секунду, подняв глаза к потолку, который был украшен плетенным кельтским орнаментом. Она видела этот орнамент раньше, ведь так? Когда она только переехала с коробками, она должна была видеть его…

… глаза гуляли по орнаменту на потолке, пока острая боль снова и снова пронзала ее ноги, сопровождаемая мучительным давлением между ними.

– Я не уверен, что мы разобрались, как справиться с кошмарами.

Гермиона сглотнула.

Ей потребовалось пару секунд, чтобы понять, что он сказал, потом она нахмурилась.

Она не была бы лучшей ведьмой своего поколения, если бы с ярой скрупулезностью не взялась разобраться в этом. Она должна взять все под контроль.

«Постоянная бдительность, хм», – подумала она позже этим вечером, опуская тарелки в раковину.

Живоглот терся о ее лодыжку.

***

Неделя тянулась медленно, будто бесполезный упирающийся осел. Слишком много бесед в министерстве истощили ее доброжелательность и снизили степень любезности в конце этих длинных дней. Она едва выкроила время между дневными обязанностями, чтобы прочитать пять глав маггловской книги о травмах «Анализ психологических травм и посттравматического стресса». Всю неделю вечерами она натягивала пижаму и со страхом ложилась в постель.

«Не сегодня», – подумала она и откинулась на подушку. Даже несмотря на то, что это была всего лишь маггловская книжка, она будто заставила ее посмотреть на нее, как бы отчитывая за то, что она не воспринимает ее серьезно. Она погасила свет и, не снимая носков, укрылась одеялом.

Несколько часов спустя в ночной тишине, тяжелый холодный воздух окружил ее, спустился по рукам, обхватил шею и проник в горло, обхватив ребра.

Нет…

… а потом спустился ниже по ногам до кончиков пальцев, пригвоздив ее к кровати. Ее ребра сдавило.

Нет!

Она не нашла ничего полезного в книгах, кроме сонного паралича – но там не было ничего о том, как высвободиться из него. Она почувствовала волну злости на саму себя, на то, что не додумалась посмотреть что-то про магическую профилактику сонного паралича.

– Сладкая ведьма, ты вызываешь зависимость.

Ее сердце набатом стучало в ушах. Акцио палочка.

Громкий звук удара о пол прозвучал пригушенно – будто двигался по длинному туннелю, добираясь до ее ушей. Ее веки снова налились свинцом.

Думай, Гермиона. Это реально?

Сбоку от ее кровати почувствовалось движение, перед тем как воздух рассек звякающий звук, сопровождаемый звуком сворачиваемой одежды. Она с трудом подняла веки, чтобы посмотреть – черной тени с жутким лицом над ней не было, но крепкая обнаженная грудь была повернула боком.

Антонин Долохов положил свою мантию на ее рабочее кресло.

Горечь обжигала ее язык, когда она вдыхала и выдыхала своей сжатой грудью. Он выглядел почти расслабленным, как будто ему некуда было торопиться. Занавески были раздвинуты, окна открыты, впуская в комнату свет с улицы. Запах дыма и елей проник ей в ноздри – явно не по-лондонски.

Гермиона никогда не чувствовала запахов во снах, она была в этом уверена.

Одеяло было сброшено с нее, но каким-то образом ее все также сильно придавливало к кровати. Ее пижама, кажется, испарилась в темноте ночного воздуха.

Это нужно прекратить. Это кажется слишком реальным.

Угол матраса продавился, а потом матрас прогнулся с обеих сторон от нее, и она почувствовала руку, проводящую по ее шраму в районе ключицы. Задержавшись там на минуту, рука стала опускаться ниже с мучительной медлительностью. Гермиона внутренне выругалась.

Она увидела Долохова, нависающего прямо над ней, жуткий голод был написать на его жестком лице. Он создал клетку вокруг нее руками, ногами, своим телом, она дрожала как кролик. Ее веки опустились, когда он склонился ниже, задержавшись пальцем на хвосте ее шрама у бедра.

Проснись!

– Ты все еще познаешь этот мир с моего разрешения, бестия, – прошептал Долохов ей на ухо. Было отвратительно чувствовать его так близко, тот же голос, что и в прошлый раз. Звук его голоса, его зубы, грубый акцент и даже его теплое дыхание. Она осознала, что гнетущий паралич, возможно, препятствует чрезмерно интенсивному дыханию.

– Знаешь, как ты ощущаешься здесь? – мозолистая рука мягко нажала на живот под пупком. – Горячей. Готовой. Злой. И ты сама не знаешь об этом.

Пошел вон!

Щелчок магии ударил по его руке, как статическое электричество. Она услышала смех, глубокий грудной, как грохотание.