Кошмары Грейнджер (ЛП)

«Всегда быть на чеку», – эхом отозвалось на подкорке ее сознания. Одна нога опустилась на деревянный пол, затем другая, взгляд сконцентрировался на двери, ведущей в гостиную, когда она целенаправленно двинулась вперед.

Живот отозвался болезненным спазмом при попытке встать.

Занавески в гостиной были раздвинуты. Окна закрыты. Небо начинало светлеть, когда утреннее солнце поднималось, но она видела только, что кресла в гостиной были пусты – лишь знакомые силуэты мебели в темноте.

– Хоменум Ревелио.

Ничего.

Она успокоила дыхание и двинулась в гостевую спальню, затем, замешкавшись в коридоре, приблизилась к двери прачечной, при открытии двери каждый звук в ее ушах звучал как звук аварии, перед тем как….

– Живоглот! Боже, Живоглот!

Живоглот мяукнул, бросая на нее злой взгляд через плечо, пока лежал на корзине для белья, свернувшись калачиком. Она схватилась за грудь в этот момент.

– Ох, прости, – она вздохнула, взяв его на руки. Она зарылась лицом в его мех и попыталась игнорировать прилив адреналина, встревожившего ее. Ее грудь тяжело поднималась, и ее по-прежнему трясло, – Я опять закрыла тебя тут?

***

Она стояла в дверном проеме гостиной, все еще в пижаме, только что покормив раздраженного Глотика. Солнце уже почти взошло, а она потеряла счет времени, снова и снова скрупулезно прокручивая в голове произошедшие события.

Она отправилась в постель, взяв с собой накопившиеся письма, которые планировала просмотреть, но она с трудом могла держать глаза открытыми и, отбросив их, уснула.

В какой-то момент ночи воздух стал тяжелым, как если бы он лег на ее грудь. Он расположился на ней, придавив ее к кровати, и затем проник в ее рот, словно густой мед. Чувство тяжести проникло в ее горло и осело в легких, сдавив ее ребра так, что она могла совершать лишь маленькие вдохи.

Мягкий звук шуршащей ткани около ее головы…. Шуршащей?

Ее сердцебиение ускорилось. Она повернула голову в сторону – или как минимум попыталась, но голова еле повернулась влево, а ее веки, тяжелые как якоря, закрылись, как только она с трудом почти открыла их. Один взгляд в сторону заставил ее сердце подскочить к горлу.

Лицо Антонина Долохова, нависшего над ней.

«Ты», – подумала она и молниеносно начала действовать.

«Акцио палочка, – выкрикнула она, – Акцио палочка!»

Но ее ладонь поймала только воздух. Она слышала, как Долохов что-то говорил – не произносил заклинания, а говорил, не спеша, глубоким голосом с акцентом, голосом человека, который не торопится. Она едва могла разобрать слова. Будто бы они смазывались в ее ушах.

«Моя палочка, – подумала она в отчаянии. – Это он ее забрал? Он пытается передвинуть меня?

Ее адреналин едва удержал ее глаза открытыми на секунду, перед тем как они снова закрылись, и она заметила медленное мерцающее движение. Она едва могла что-то разглядеть, кроме его огромной склонившейся над ней фигурой и кудрявых черных волос, падающих ему на глаза.

Черные глаза, полные голода. Глаза, которые пронизывали ее в Зале Пророчеств.

Ее попытки дернуться на постели заканчивались лишь бесполезными подергиваниями конечностей, но панический инстинкт призывал ее продолжать стараться. Он все еще говорил, но даже ее слух, то появлялся, то пропадал.

Внезапно, ее пижама распахнулась. Она не смогла держать глаза открытыми. Ночной воздух кружил по ее коже и, обернувшись вокруг ее соска, больно надавил. Но это было слишком текстурно – это были пальцы?

Что…..

– Экспеллиармус! – крикнула она в уме. – Энервейт!

Ей казалось, будто время исказилось, как если бы один момент замкнулся в круг, и одно действие постоянно повторялось во времени – она не могла понять, как долго выкручивали ее сосок, несколько секунд или минут. Каждое жесткое движение его пальцев вызывало дрожь внизу живота.

Снова…

И снова…

И снова, пока его голос не загудел.

И тяжелый ночной воздух казалось играл с ней, закручиваясь вокруг ее горла и под ней, поднимая ее вверх и сжимая ее…..

….пока внезапно она не упала на деревянный пол своей гостиной, и тяжелый ночной воздух не обернулся вокруг ее ног, разводя их, пока Гермиона пыталась бороться, но в итоге едва могла двинуться, даже ее левая рука с трудом смогла обхватить простыню под ней.

Гермиона обхватила пижаму, обняв себя за талию. Она стояла в гостиной, смотря на то самое пятно на полу, и заметила, что ее руки выкручивают хлопковую ткань ее ночной рубашки. Будто это могло помочь ей вспомнить.

Вспоминание?

Что ж, еще ни один ночной кошмар не казался таким реальным. Детали были расплывчатыми и смазанными в одних аспектах, но слишком реальными и яркими в других.

Она вернулась назад в свою комнату и отбросила покрывало.

– Люмос, – белый свет окружил руку, которой она держала палочку.

Крови нигде не было. Полно рыжей кошачьей шерсти на одеяле и на простынях, и Глотик спал на покрывале. Шерсть осталась там, потому что он слишком часто спал с ней в постели?

Она вернулась в прачечную, все еще обхватывая себя за талию, и посмотрела на пол.