Кошмары на улице Купчинской

— Вообще дневник содержит около ста страниц. Но из того что я перевел суть примерно следующая. Гжегош Пчукевич пишет что он в 1939 году работал клерком в коммерческом банке Польского городка Сувалки рядом с Советской границей. Испытывал симпатии к Советскому Союзу. Был польским коммунистом. Когда 1 сентября Гитлер напал на Польшу, управляющий банком приказал готовить все имеющиеся в банке наличные деньги к эвакуации. Две недели под налетами авиации вывозились из банка ценности которые формировал к отправке Пчукевич. 15 сентября около часа ночи когда Гжегош выгребал из сейфов последние пачки долларов, он услышал шум мотора. Выглянул в окно и увидел у ворот банка немецкий танк. Из башни выглянул немецкий танкист. Затем башня повернулась и пушка нацелилась прямо в окно из которого наблюдал Пчукевич. В городе были немцы. Служащие банка разбегались из него как крысы с тонущего корабля. Пчукевич схватил мешок со сложенными в него долларами и через запасной выход быстро покинул учреждение. После этого Гжегош описывает как он спрятал деньги у себя в доме. Жил в оккупированном городе и вступил в ряды сопротивления в Армию Крайова. На спасенные из банка деньги покупал оружие партизанам. Летом 1941 года когда Гитлер напал на Советский Союз и фронт ушел далеко на Запад, подпольная группа в которой состоял Пчукевич была разгромлена. Он чудом избежал ареста гестапо и с двумя оставшимися в живых партизанами перешел на территорию оккупированной Белоруссии. Десять дней они ходили по лесам Полесья пока не попали в белорусский партизанский отряд. С собой из Польши Пчукевич, принес рюкзак с оставшимися банковскими деньгами. Всего в партизанский отряд попало пятьсот тысяч долларов США. Дальше Пчукевич пишет, что большая часть денег была спрятана в тайнике недалеко от партизанского лагеря. Деньги по согласованию с командиром отряда предполагалось переправить в Москву в фонд обороны. Пчукевич описывает трудности партизанской жизни, высказывает беспокойство по доставке денег на Большую землю. Последняя страница дневника, говорит о том, что партизанский лагерь обстреливается карателями. В случае обострения обстановки, дневник он собирался уничтожить вместе с тайником. Записи обрываются, очевидно, в тот момент когда блиндаж был накрыт артиллерийским снарядом. Судя по всему, тайник с деньгами Пчукевич уничтожить не успел, как и свой дневник. И основная часть денег спрятана и до сих пор лежит где — то рядом с местом его гибели. Эти деньги, Сергей Клавдиевич, нужно найти. Я могу показать место раскопок, но мне нужен надежный партнер. Для безопасности перевозок ценностей желательно чтобы это был честный мент, к категории которых вы безусловно относитесь.

— Спасибо, Вова за доверие. Сомневаюсь я однако, чего это ради твой Пчукевич, находясь в экстремальной ситуации, ведет дневники с описанием баснословных сумм в долларах. Ведь дневник мог попасть к немцам.

— Вы, Сергей Клавдиевич, не понимаете психологии человека оказавшегося с большими деньгами вдали от родины в экстремальной обстановке. Ему нужно было с кем — то поделиться своими мыслями, пусть даже с самим собой. И дневник он все равно хотел уничтожить. Но не успел.

— Психолог ты, Вова. Захватывающую историю мне рассказал. А как у тебя дела с употреблением наркоты? Не под кайфом ли тебе все это приснилось?

— В полной завязке, Сергей Клавдиевич. Бабка моя полностью меня излечила. Я и кольнулся — то всего пару раз, как с Белоруссии вернулся. Да и то с перепугу от тех гигантских денег что поиметь мог. Как представлю полмиллиона зеленых бумажек — спиртное брать перестает, вот и решил наркоты попробовать.

— Короче говоря, покажешь мне дневник этого Пчукевича и образцы банкнот. Особенно меня интересуют двухдолларовые. А сейчас, Вова иди домой. Ты свободен как птица.

— И дело прекратите?

— Только с согласия прокурора. Мы его возьмем в партнеры.

— ??? — Загуляев округлил глаза.

— Шучу. Завтра я к тебе зайду и все обсудим. В дежурке забери вещи и домой, Буратино ты мой золотой.

Открыв дверь кабинета, Серомышин выпустил Загуляева на свободу и, посмотрев на часы, определил что прошло ровно тридцать две минуты с момента обещания Воробьевой явиться в отдел. Однако, не успев внутренне выругаться за неуважение к точности явки по вызову, он услышал в коридоре звонкий Валин голосок:

— Где мне найти, Сергея Клавдиевича?

— А чего его ходить — искать? И когда вы ходить перестанете и веники воровать? Ходют и ходют, гадют и гадют, — ворчала в ответ тетя Маша, широко размахивая мокрой шваброй по полу, отчего грязные водяные брызги летели на дорогую Валину беличью шубку.

— Я тебя, бабка, сейчас в ведре утоплю. Шуба три тысячи долларов стоит.

Тетя Маша, встретив отпор, скрылась в туалете, бросив на ходу ряд не вполне цензурных замечаний, смысл которых означал, что ее ведро стоит дороже. Серомышин, наблюдая за дамской беседой, отметил изменения в облике и внешнем поведении Воробьевой. Из забитой, неухоженной угонщицы, она за два месяца превратилась в хорошо одетую, острую на язык, самоуверенную особу.