Кошмары оживают

Лист выскользнул у меня из-под рук. Я резко обернулся вокруг своей оси, чтобы увидеть дедушку. Тот стоял позади. Я понятия не имел, что он там делал – но почему-то ничего не сказал. Я просто уставился на старика и заметил: даже в такой жаркий день он был облачён в неизменную рубашку с длинными рукавами. Они заканчивались манжетами, туго застёгнутыми на запястьях. Другими атрибутами внешнего вида стали слаксы с подтяжками, носки и туфли. Я не понимал, как мужчина не плавится от жары.

Дедушка внимательно разглядывал лист бумаги.

Он поднял взгляд на меня, а затем ткнул в мою сторону пальцем.

– Ты? – спросил он.

– Это для моей работы, – сказал я. Интересно, понимал ли он уже слова вроде «работа»? Он вообще хоть что-нибудь понимал – даже если на своём языке говорил? Я начинал полагать, что, может быть, люди в Польше считали его странным – как и я.

– Ехать? – спросил он и указал на бумагу.

– Да, – кивнул я.

Он улыбнулся.

– Ковбой.

В тот момент я не подумал: на самом деле было здорово, что мой дедушка знает о значении слова «ковбой». Я даже не додумался спросить у него, откуда он знает это. Мне было слишком жарко и чересчур неловко. Я вздохнул. Да, дедушка, ковбой. Можно я заберу обратно свою бумагу? Пожалуйста?

Он положил лист на комод рядом со мной и наклонился ниже, всматриваясь в изображение. Дедушка пошевелил пальцами, делая хватательное движение, но при этом не глядя на меня. Я не понимал его действий. И у меня не было времени, чтобы в этом разбираться.

– Дай, дай, – сказал он, двигая пальцами.

Наконец я сообразил: дедушке нужна была ручка. Он хотел рисовать. Для меня это были не игрушки. Однако старик вёл себя так, словно я был маленьким ребёнком, который занимался рисованием забавы ради. Мне это не по душе. Но дедушку вряд ли удастся остановить. Я просто чувствовал, что так просто он меня в покое не оставит.

Я протянул дедушке ручку.

Он улыбнулся.

– Дай. – Дедушка приподнял брови и взглянул на меня. Потом посмотрел вниз.

Я снова вздохнул и протянул ему чистый лист бумаги.

– А! – отозвался старик и начал рисовать. Тем временем я стоял, прислонившись спиной к стене.

Всё это выглядело нелепо. Я посмотрел в пыльное окно. На другой стороне улицы Миссис Билски вывешивала на верёвку постиранное бельё. Её кот пытался играть со свисающими краями простынёй. Коты мне никогда не нравились.

– Ковбой, – возвестил дедушка. Он улыбался мне и указывал на лист.

Я кивнул.

Старик постучал пальцем по бумаге.

Со стоном я выпрямился, чтобы взглянуть на результат.

И застыл с открытым ртом, не веря своим глазам.

Я повернулся к дедушке. Он направился к выходу из комнаты. Просто взял и ушёл – словно ничего не произошло. Будто бы не у него только что получилось нарисовать идеальную лошадь. И идеального Бенди.

На раз-два. Меньше, чем за минуту.

Я тут же схватил лист бумаги и последовал за дедушкой в коридор.

– Дедушка!

Я свернул в кухню. Старик успел сесть. Теперь он смотрел на меня так, словно я лишился рассудка. Вот так мы поменялись ролями.

– Бадди? – стоящая возле раковины мама тоже уставилась на меня.

Я проигнорировал её.

– Как? Как вы это сделали? – спросил я дедушку, указывая на рисунок.

– Как? – в замешательстве спросил он меня.

– Как! – я почти кричал. От этого дедушка странно вздрогнул.

Я не собирался пугать его – просто меня переполняла энергия. Дедушка весь сжался. Его хрупкое старое тело словно увядало, постепенно растворяясь в кресле.

– Бадди, прошу тебя, – обратилась мама предупреждающим тоном.

– Простите, – поспешно произнёс я и уселся рядом с дедушкой. – Просто это… Это… хороший рисунок. Очень хороший.

Дедушка пристально посмотрел на меня и на секунду задумался.

– Ты рисовать ковбой?

– Я не могу.

– Можешь.

Я рассмеялся – хотя этот смешок скорее походил на раздосадованный вздох.

– Я правда не могу, дедушка.

Он протянул руку и бережно взял мою ладонь в свою. Его рука по ощущениям тёплая и мягкая. Дедушка внимательно осмотрел мои пальцы, заляпанные пятнами чернил.

– Можешь.

Я покачал головой. В этот момент жара окончательно добила меня. Я чувствовал себя слишком подавленным и очень усталым. И ещё злился на себя.

Я желал заниматься лишь одним делом. Однако даже это у меня не получалось.

– Я учить, – сказал дедушка.

– Нет. – Я медленно встал. – Не нужно, всё в порядке.

Какой в этом смысл?

Я направился к двери.

– Куда ты идёшь? – спросила мама.

– Не знаю, – ответил я.

С этим вопросом я погрузился в свои мысли. Куда я шёл? Чем вообще занимался?

Я вышел на улицу. Воздух стоял затхлый. Я направился на восток – к реке. Необходимо было почувствовать свежий бриз на лице. Хотелось перестать чувствовать удушье. Я ускорил шаг и в скором времени перешёл на бег. Я убегал от чего-то? Или же бежал чему-то навстречу?

Река встретила меня радушно. Я снова смог дышать.

По крайней мере, в тот момент.

* * *