Кошмары оживают

Я вернулся обратно на свой этаж – как раз вовремя для того, чтобы меня отправили с настоящим поручением в музыкальный отдел. В последнюю очередь мне сейчас хотелось видеть Сэмми. Но, к счастью, он сидел на своём стуле перед пюпитром, просматривал нотные листы и что-то бормотал себе под нос. Рядом расположилась полупустая бутылочка с чернилами.

При обычных обстоятельствах я бы не обратил на нечто подобное внимания. Однако сейчас взгляд задержался на флакончике. В голове возникла куча вопросов.

Я встряхнул головой и быстро сунул вверенную мне папку в коробку «Для музыкального отдела» возле двери. Затем повернулся к выходу.

Может быть, мне всё-таки стоило спросить? Возможно, у меня даже получится.

Я обернулся.

Теперь бутылочка с чернилами была пуста.

Но как?

– Что тебе нужно, художественный отдел? – рявкнул Сэмми, внезапно вскинув на меня взгляд.

– Ничего! Просто оставил для вас папку, – сказал я, поспешно отступая назад.

– Волшебно, – буркнул он и вернулся к своей работе.

Я тут же удрал, чувствуя, насколько сильно меня вывели из душевного равновесия. Волновало не то, что на мне сорвали раздражение. Я привык к непредсказуемому поведению Сэмми. И я не так уж и сильно переживал из-за того, что услышал от него ранее. Всё дело в увиденном. Готов поклясться: когда Сэмми повернул ко мне лицо, в уголках его губ темнели небольшие чернильные пятнышки.

8

Я вернулся домой достаточно рано и смог присоединиться к маме и дедушке за ужином.

– Приятно видеть тебя, Бадди, – сказала мама, крепко прижав меня к себе. Она поставила передо мной тарелку.

– Спасибо. Как там дела с мистером Шварцем? – я постарался не морщиться, пока мама ерошила мою шевелюру.

– О, да всё хорошо. Как студия?

Я сомневался, что с мистером Шварцем всё было «хорошо». Но с другой стороны – со студией у меня тоже не ладилось. В итоге мы с мамой сказали, что всё хорошо. Это вошло у нас в привычку. Когда жизнь не кажется сахаром, а дни становятся длинными и тяжёлыми, тебе не очень-то хочется это обсуждать. Так что ты просто говоришь, что всё в порядке. И живёшь дальше.

Мы ужинали в полной тишине. Никто ни проронил больше ни слова – в том числе и мой дедушка. Он просто сидел и беззвучно запихивал еду в рот.

Мда, весело.

Я поел настолько быстро, насколько мог. Потом скрылся у себя в комнате. Мне хотелось занять её до дедушки. Я сел на пол и положил рядом с собой украденные бумагу и чернила. Затем взял один листок и положил его на подоконник. Этот подоконник не был таким же широким, как стол. Однако его поверхность оказалась достаточно твёрдой. Я использовал его для рисования ещё с тех пор, когда был ребёнком. Мне повезло: окна располагались довольно низко, а сам я – обладатель довольно длинного тела.

Время рисовать.

Наконец-то.

Дот, ты прекрасно знаешь, каково это – пялиться в пустой лист. Я уверен, писатели испытывают то же самое. Поначалу тебя пробирает приятное волнение. Но проходят секунды, а после минуты, и это чувство начинает трансформироваться в нечто неприятное. Тревога нарастает: складывается такое ощущение, будто бумага смеётся над тобой.

Так бывает не всегда. Только вот, кажется, подобное случается как раз именно тогда, когда тебе нужно что-то нарисовать. Ты испытываешь давление.

И при этом никакой радости.

Я размял шею и откинул волосы со лба. Чёлка осталась торчать вертикально, поскольку пропиталась потом. Я снял рубашку и остался сидеть в майке. Стало прохладнее. Немного. Чуточку.

Просто начни рисовать. Нарисуй что угодно.

Ковбой Бенди.

Мысль тут же пришла мне в голову. Это была идея Дот. Что ж, ей же наверняка понадобятся иллюстрации. И мне нравились ковбои.

Я улыбнулся сам себе и начал рисовать. Это был первый раз, когда я попытался изобразить Бенди. Удивительно, но рисовать его оказалось труднее, вопреки моим ожиданиям. Персонаж казался довольно простым. Круглая голова, два глаза, рот. Даже с носом не стоило заморачиваться ввиду его отсутствия. С носами иногда приходилось повозиться.

Но почему-то Бенди у меня получался не особо похожим на себя.

Я остановился и попробовал другой подход. Я начал рисовать лошадь, на которой, по моей задумке, Бенди должен был скакать.

И это тоже непростая задача. Каким-то образом тело животного получалось коренастым и толстым – как у осла или разжиревшей собаки. И ещё ноги у лошади получились слишком широкими. И голова. Я даже боялся представить, как подобная голова будет смотреться на настоящей лошади.

Я предпринял ещё одну попытку. На этот раз пропорции получились немного лучше. Я перестал рисовать и взглянул на лист: три несуразных Бенди и две лошади.

Получилось не так уж плохо. Но в то же время… не так уж хорошо.

А затем всё исчезло.