Кошмары оживают

На следующий день я забился в свой тёмный угол. Впервые я нашёл удовольствие в том, что нахожусь отдельно от остальной команды. Я вытащил рисунок с ковбоем Бенди из кармана и положил листок на своём столе. Стал расправлять его руками – насколько это было возможно. У дедушки не просто получилось нарисовать идеальную лошадь. Ему удалось куда большее. Лицо Бенди выражало уверенность и надменность. Он не только улыбался своей отштукатуренной улыбкой – такую я наблюдал на огромных рекламных фигурах из картона, которыми напичкана студия. У дедушки получилось изобразить характер персонажа, хоть работать ему было практически не с чем – если не глаза и рот дьяволёнка. И ещё картинка передавала движение: будто бы Бенди скачет на лошади во весь опор. Ко всему прочему, в рисунке присутствовал юмор. Это явно отражало лассо, запутавшееся вокруг кактуса.

Дедушка сумел передать так много всего при помощи нескольких штрихов. Я не понимал, как. Мне следовало это понять, чтобы впечатлить мистера Дрю.

– Что это? – спросил голос над моим плечом.

Я вскинул голову. Это был Джейкоб. Он склонился надо мной и рассматривал рисунок.

– Эй, малец, неплохо. – Мужчина улыбнулся мне и выпрямился.

– Спасибо, – сказал я.

Я понимал: нужно объяснить, что это не мой рисунок. Однако то был первый раз, когда здесь меня хоть кто-то похвалил и сказал что-то по-настоящему приятное.

Джейкоб кивнул, но никуда не ушёл. Мне показалось, я должен ещё что-то сказать.

– Я нарисовал его вчера вечером.

– Фатовато вышло, – произнёс он.

– А это хорошо? – спросил я.

Джейкоб улыбнулся.

– Ещё бы. – Он обернулся. – Эй, мисс Ламберт!

– Нет, не надо! – запротестовал я. Но было поздно.

Мисс Ламберт, прежде сидевшая в противоположном конце комнаты, оторвала взгляд от своего стола. Затем сняла ногу с ноги, встала и прошествовала к нам в своих идеально отутюженных брюках.

– Что такое? – спросила она. Морщинка между её бровей казалась мне слишком уж глубокой.

– Взгляните, что наш помощник нарисовал вчера вечером, – сказал Джейкоб и указал на картинку.

Я попытался изобразить лёгкую улыбку. Джейкоб отошёл в сторону, чтобы мисс Ламберт могла заглянуть мне через плечо. Всё моё нутро охватила паника. Что, если они попросят меня нарисовать то же самое ещё раз или нечто в этом духе?

– Сносно, – сказала мисс Ламберт, одобрительно хмурясь.

– Я нарисовал его вчера вечером, – повторил я с чувством небольшого облегчения. Но в то же время я понимал, что не в силах сказать что-либо ещё.

– Ты был здесь? – она озадаченно посмотрела на меня. – Я была здесь.

– Нет, – ответил я, с трудом подбирая нужные слова. – Нет, дома. В свободное время.

Звучало нормально, да? Что-то подобное сказал бы любой сотрудник, который усердно трудился. Даже свободное время я посвящал работе.

Мисс Ламберт молча стояла некоторое время. Затем она наклонилась и взяла рисунок. Но её интересовала не сама картинка. Мисс Ламберт изучала бумагу, поглаживая лист между большим и указательным пальцем.

– Говори правду, Бадди. Где ты взял бумагу и чернила?

А. Точно. Правда. Правда заключалась в том…

Наступила продолжительная пауза. Я пытался придумать, в чём же заключалась правда.

– Мне всё понятно, Бадди. Сегодня на складе у нас случилась недостача. Ты сам прекрасно понимаешь – как и все остальные – что денег у нас не так уж много. Мы не бейсбольная команда. – Мисс Ламберт вернула мне рисунок.

– Бейсбольная команда? – спросил я.

Я заметил, что Джейкоб больше не стоял рядом со мной, а медленно пятился обратно к своему столу.

– У тебя нет трёх страйков[8].

Я ничего не понимал.

– Мне жаль, Бадди, но это неприемлемо. Это недопустимо. Мистер Дрю очень строг с теми, кто не соблюдает это правило. Так нельзя, Бадди.

Предельно ясно. Я понял. Я больше никогда не буду делать ничего подобного.

– Такое больше не повторится.

Мисс Ламберт покачала головой, а потом устремила взгляд на трубы под потолком прямо надо мной.

– Мне жаль, Бадди, но придётся отвести тебя к мистеру Дрю.

Сердце камнем рухнуло вниз. Я почти что слышал у себя в голове, как оно с хлюпаньем шлёпнулось на пол.

Всё, что я чувствовал, – так это опустошённость от столь жуткой несправедливости. Дело было всего лишь в небольшом количестве бумаги и чер-нил. Но да, не то чтобы я мог позволить себе купить бумагу и чернила. Они стоили не так уж и мало. И судя по всему, намного больше, чем я себе представлял.

– Пошли, – мисс Ламберт жестом приказала мне встать.

Я повиновался и последовал за ней к лифту. Чувствовалось, как к нам оборачиваются головы. Я не стал оглядываться. Слишком стыдно.

Мы молча стояли в лифте, пока тот с пыхтением вёз нас наверх.

– Мне… Простите меня… Мне жаль, – сказал я, осознав, что не извинился прежде. Слова были сказаны искренне. Может, моё раскаяние в содеянном хоть что-нибудь изменит?

– Я знаю. Нам всем трудно. Положение дел здесь уже не такое, как прежде. Нам необходимо экономить каждый доллар. Но куда важнее этого взаимное доверие.