Косиног. История о колдовстве

– Дьявол! – вскричал человек, поспешно перезаряжая оружие.

Поднявшись на ноги, Отец твердой поступью устремился к нему.

Выронив заряд, человек отчаянно завизжал, взмахнул оружием, точно дубиной. Удар Отец без труда отбил, прыгнул к человеку, полоснул его когтями, сшиб с ног, сомкнул зубы на вражеском горле и стиснул челюсти. Горячая кровь струей хлынула в пасть, однако Отец не останавливался – не желал останавливаться: поддавшийся власти крови, спустивший с привязи всю свою ярость, всю свою боль и муку, он продолжал рвать человека в клочья. Со стонами, с чавканьем, с хлюпаньем, пил, пил он сладкую парную кровь, растекшуюся по всем жилам, до краев переполнившую сердце, и опомнился только после того, как выпил ее до капли.

Запыхавшийся, сплошь перепачканный кровью пополам с ошметками плоти, Отец сел и перевел дух. Грудь там, куда угодил человеческий выстрел, слегка побаливала, однако, ощупав ребра, он обнаружил, что рана почти затянулась.

Услышав рычание, он утер кровь с губ предплечьем и огляделся. Уцелевшие волки, негромко ворча, прижав уши, с опаской крались к нему.

Отец протянул им оторванный от тела убитого лоскут мяса.

Волчица, самая крупная в стае, вздыбив шерсть на загривке, рыча сквозь оскаленные клыки, придвинулась ближе, еще ближе, схватила мясо и отпрянула прочь.

Вмиг сожрав угощение, волчица снова шагнула вперед. Отец протянул к ней руку. Стоило волчице обнюхать ладонь, вздыбленная шерсть ее улеглась, прижатые уши поднялись. Успокоившаяся, волчица принялась лизать пальцы Отца.

Остальные волки, покорно поджав хвосты, тоже подошли ближе, и каждый в свой черед приняли от Отца по куску человечьего мяса. Исполнившись ощущения собственной правоты, Отец почувствовал, как приятно ему сознавать, что он спас волчью стаю от человека. Казалось, в глубине души, безотчетно, он жаждал чего-то подобного давным-давно.

«Неужто Лес сказал правду? Неужто я, как он и говорил – действительно защитник, заступник… и погубитель? Неужто меня вправду исцелит кровь?»

– Льюис! – донесся издали чей-то оклик.

Отец и волки как один обернулись на голос.

– Льюис! – раздалось вновь, на сей раз заметно ближе.

Волки негромко зарычали.

– Льюис! Ты куда подевался?

На холмик поднялся еще один человек, много моложе первого.

– О, Господи! – выдохнул он при виде волков, окровавленного трупа и, наконец, Отца и, развернувшись, пустился бежать.

Отец, вскочив на ноги, рванулся в погоню за юношей, и волки последовали за ним. С рысцы он перешел на бег, помчался вперед во всю прыть. Волки не отставали. Поднявшись на холмик, Отец отыскал взглядом бегущего юношу, испустил вой, и стая завыла тоже.

Юноша оглянулся, в ужасе завизжал, отшвырнул прочь мешок и оружие, склонил голову и, не разбирая дороги, помчался сквозь заросли напролом.

Его вопль подхлестнул биение сердца. Отец улыбнулся и вновь целиком доверился зову крови.

Перевалив один холм, другой, он нагнал юношу на широком лугу. Нападать не спешил – поравнялся с бегущим, побежал рядом, наслаждаясь азартом охоты, и волки бежали следом за ним. Вот тут-то, в эту минуту, он и почувствовал себя собой – завершенным, целым.

– Да, – прошептал он. – Вот кто я таков. Отец всех диких тварей, заступник, охотник и погубитель!

Увидев жуткий оскал Отца, юноша пронзительно завопил, вытаращил глаза, ускорил бег, однако споткнулся и рухнул ничком в траву.

Отец и волки обступили его кольцом.

Поднявшись на колени, юнец крепко сцепил руки перед грудью.

– О, Господи Иисусе, спаси меня и сохрани!

Однако Отец едва смог расслышать его сквозь громкий стук сердца. Упиваясь запахами горячего пота, крови и страха, он схватил юношу за волосы, рывком поднял на ноги.

– Молю, пощади меня, Сатана! Пощади!

Ткнувшись носом в шею юнца, Отец перегрыз ему горло. Теплая кровь тугой струей хлынула в пасть, потекла с подбородка на грудь. Юношу он отпустил, и тот, корчась в судорогах, зажимая ладонями жуткую рану, рухнул на землю.

Заметив голодные взгляды волков, Отец кивнул им, и волки разом бросились к юноше, вонзили в жертву клыки, довершая дело.

При виде их пиршества Отца вновь охватило чувство собственной правоты. Сомнений быть не могло: он поступил как до́лжно.

– Я – погубитель!

Далеко запрокинув голову, он испустил долгий, протяжный вой, тут же подхваченный стаей. Заунывный клич их разнесся по лесу на многие мили кругом.

Отец двинулся прочь, и волки последовали за ним. Ускорив шаг, он побежал во всю прыть, и волки бежали по лесу рядом.

Над деревьями засиял тонкий серп ущербной луны в окружении первых вечерних звезд, и вскоре к бегущей вслед за Отцом волчьей стае один за другим начали присоединяться духи; общий вой окреп, набрал силы, слился в единую, дружную песнь живых и мертвых.

Взбежав на вершину холма, Отец увидел внизу, в долине, мерцающие огоньки и темные силуэты домов. Остановившись, он уставился на открывшуюся картину во все глаза.

«Вот они, новые люди», – подумал он, снова почувствовав голод.

– Я – погубитель!