Косиног. История о колдовстве

Волчица, отколовшись от стаи, последовала за ним.

Вскоре ему преградила путь широкая тропа. Остановившись, Отец задумчиво уставился на глубокие колеи.

– Это же их дорога? Одна из дорог, проложенных новыми людьми?

Волчица оглядела дорогу, принюхалась, зарычала.

– Как по-твоему: может, Лес все же был прав? Может, мне нужна их кровь… кровь людей?

Рассудив так, Отец двинулся вдоль дороги. Огромная волчица рысцой семенила рядом, и вскоре Отец учуял людей – их пот, их сор, их испражнения. Усиливавшаяся с каждым шагом, людская вонь мало-помалу заглушила все прочие запахи.

Волчица уселась на хвост, отказываясь идти дальше. Отец чувствовал: человека она боится и ненавидит – в точности как дикий люд.

– Не бойся, волчица. Сегодня их черед кровь проливать.

Дальше Отец шел один, пока не увидел вдали гребни крыш. У самой опушки леса он остановился, оглядел частокол, выстроенный из срубленных деревьев, и тут неподалеку послышались приближающиеся голоса. Укрывшись в кустах, Отец увидел идущую мимо седоволосую женщину, а с нею – ребенка, совсем малыша. В руке женщина несла ведро. Дойдя до кустов, она поставила ношу наземь и начала наполнять ведро сорванной ежевикой.

В поисках ягод женщина углубилась в заросли, принялась складывать ежевику в передник, а малыша, мальчишку лет около трех, оставила возле ведра одного.

Выступив из кустов, Отец направился к мальчику. С каждым шагом его сердце билось быстрее, голод усиливался, жажда крови превращалась в своенравного хищного зверя.

Перемазанный ягодным соком, мальчишка уставился на Отца во все глаза. Отец ожидал, что малыш, заметив его, поднимет визг, однако ребенок, к немалому его удивлению, заулыбался.

Отец в неуверенности замедлил шаг.

– Ба-ба-а! – воскликнул малыш, показав на Отца. – Ба-ба-а!

– «Ба-ба-а»? – переспросил Отец.

Мальчишка просиял, радостно захихикал.

– Ба-ба-а!

С этим он зачерпнул из ведерка горсть ежевики и протянул Отцу.

При виде его бесхитростного поступка в памяти словно бы что-то кольнуло, но как Отец ни старался, изловить и удержать смутное воспоминание не удалось. Тут требовалось что-то еще – совсем немногое, самая малость. Поразмыслив, Отец подставил ладонь, и мальчишка высыпал в нее угощение. Как только ягоды коснулись ладони, воспоминания расцвели пышным цветом: мужчины и женщины, одетые в оленью замшу, преклоняют перед Отцом колени, преподносят ему ягоды, гирлянды цветов, низки бусин…

– Джаррет! – позвал кто-то.

Картина начала меркнуть.

– Нет, – зарычал Отец, всеми силами удерживая видение в памяти, стараясь разглядеть еще что-нибудь.

– Джаррет, принеси-ка ведерко!

Отец моргнул. Видение исчезло, но пробужденные им чувства покидать сердце Отца не спешили.

«Что это?» – удивился он.

Не охотничий азарт, не упоение кровью – нечто глубинное, потаенное, странный, но в то же время невероятно знакомый восторг…

Отец еще раз взглянул на ежевику в горсти.

– Джаррет!

Из зарослей появилась старуха с полным передником ягод.

– Что на тебя нашло, дитя мое? Может, ты…

При виде Отца она ахнула, выпучила глаза, шарахнулась прочь и рухнула в кусты, рассыпав собранную ежевику.

– Сатана! – вскричала старуха, указав на Отца трясущимся пальцем.

Мальчишка встревоженно оглядел их обоих.

Смяв ягоды в кулаке, Отец устремил взгляд на темные капли ежевичного сока, сочащегося между пальцев. На сердце разом сделалось пусто: новое чувство исчезло, как не бывало.

Старуха, не сводя с Отца дикого, безумного взгляда, заворочалась, но безнадежно запуталась в ползучих стеблях и встать не сумела. Дышала она со свистом, хрипло, натужно.

«Похоже, она меня знает, – подумал Отец. – Вот только откуда бы ей меня знать?»

С этими мыслями он подошел к ней ближе, и тут старуха, наконец-то сумев набрать в грудь побольше воздуха, оглушительно завизжала.

Отец схватил ее за горло.

– Умолкни сейчас же, не то до смерти придушу.

Старуха разом притихла.

– Скажи, кто я такой?

– Ч… что? – пролепетала старуха, неудержимо дрожа.

– Кто я?

– Так ведь… Дьявол, конечно, а кто же еще? – заскулила его жертва. – Сам Сатана. Пожалуйста, не убивай. Прошу, умоляю: не убивай.

– Сатана? А кто такой Сатана? Погубитель?

Сбитая с толку, старуха замотала головой.

Отец сжал ее горло чуть крепче.

– Кто такой Сатана?

– Да ты же! Ты! – зарыдала старуха и жутко, надрывно закашлялась, будто ее вот-вот вырвет.

Внезапно она выгнула спину дугой и судорожно схватилась за грудь.

Не понимая, что происходит, Отец отпустил ее горло.

Щеки старухи разрумянились, побагровели, жилы на шее и у висков вздулись, глаза закатились под лоб. Дернувшись раз-другой, засучив ногами, старуха обмякла, осела на землю и замерла.

Тут Отец понял, что ее сердце больше не бьется. Протяжно, с досадой вздохнув, он присел рядом, не сводя с нее глаз.

«Ничего. Ничего не чувствую. Где же мой голод, где жажда крови? Смерть. Одна только смерть. От смерти ответов не добьешься».

Взглянув на бревенчатый частокол, он прислушался, потянулся мыслями к прячущимся за ним за ним людям, но и там ничего не почувствовал.

«Там тоже ответов нет. Души этих людей не поют».