Космическая одиссея 2201

Увидев замешательство друзей, Веики снова засмеялась. Она как будто наслаждалась возможностью ставить всех в тупик и смотреть как они будут «решать проблему».

— Все халяль. Если, Хамми, это все еще актуально для тебя.

— Это как привычка, Веики. Если ты с детства ешь что-то определенное, то очень трудно вдруг отказаться.

— Если подумать, — вставил Майк, — у всех у нас есть свой халяль, только мы так к нему привыкли, что даже и не воспринимаем как какие-то особые правила. Например, мы же не едим тараканов и пауков, хотя они вполне съедобны.

К ним приблизился какой-то человек в смешном наряде. Джонс еле сдержался, чтоб не рассмеяться. На человеке была меховая шапка и черный тулуп. Торс опоясывала красная лента с висящей на ней кривой саблей. На шее висел орден в виде золотого полумесяца.

— Вам не жарко? — Не удержался Майк.

— Что говорит этот басурман? — неожиданно заговорил по-сибирски странный человек.

— О! Мы тоже знаем сибирский! — обрадовался Джон.

Тот даже подпрыгнул:

— Какой еще «сибирский»?! Наш великорусский язык вы смеете сравнивать с диким наречием варваров и безбожников?

— Мы не хотели вас обидеть, мы же с другой планеты, — попытался загладить ошибку Джон.

Незнакомец подозрительно покосился на него.

— А, так это вы те самые басурмане из космоса… погрязшие в грехе и безбожии… Ничего, наша великая вера доберется и до вас…

— Без сомнения, без сомнения… А скажите, какую страну вы тут представляете?

— Великий Аллах, какая темнота… впрочем для басурман с другой планеты простительно… Я — уполномоченный посол Московской Ичкерии, выполняющий также обязанности генерального консула Волжского Ханства, Ахмед Иванов! Великая матушка Русь!

Он гордо задрал свою нечесаную бороду кверху.

— А спроси его, — Майкл так и не научился говорить по-сибирски, хотя все понимал, — Русь была всегда православной страной, как так случилось, что они отказались от такого важного национального столпа?

Джон перевел.

— Православие? Вы имеете в виду это лживое жидовское учение, которым сионисты спаивали великий русский народ? На самом деле мы всегда тянулись к правильной вере, но в условиях всеобщего сионистского заговора… А почему он не говорит на нашем великом могучем умиротворенном языке? Он не сионист случайно?

Великий посол с прищуром поглядел на Майкла. Рука опустилась на рукоять сабли.

— Нет, нет, что вы! Он учится, он уже все понимает!

— Я учус, я панемау!

— Ну ладно… А как тебя зовут? Майк… хм… ну и имя… а тебя? Фи… Джон.

— А меня Мухаммед.

Посол засиял. Он схватил Джонса под руку и потащил в сторону.

— Слушай, кореш… мне, знаешь, что надо… Мы тут недавно сделочку с этими узкоглазыми заключили. Ну там мы им камешков всяких из старых домов ненужных, книжки, картинки… хлам всякий, короче… А еще пару заложников, на прошлой неделе взяли, ну а они нам турбины для электричества, удочки, рыбку чтоб ловить, ну и все такое… Вот, так ты бабе этой-то скажи, тьфу, глаза б на нее не глядели… что мы тут посовещались… э… с народом, так что теперь мы хотим еще пару десятков парокатов, и пузырь по воздуху плавать, на откат короче. Мы теперь, если они не дадут, им можем напакостить, так и скажи, или по их дружкам сибирякам этим залепим… А то еще заложников схватим. Скажи, скажи, сам-то я их языка басурманского не знаю…

Зал постепенно наполнялся людьми. Кроме дипломатов и разных подозрительных типов, бродивших по залу несомненно с целью побольше подслушать и подглядеть, вокруг кружили молодые люди в белых перчатках и белых же фартуках поверх все той же стандартной униформы невнятного цвета с подносами, на которых были выставлены безалкогольные напитки и сладости.

Как только Джонс избавился от Московского посла, так его тут же подхватил под локоть похожий на длинную плоскую вяленую рыбу господин с брезгливо поджатыми губами. Господин процедил что-то непонятное сквозь зубы, обращаясь к Джонсу.

Штурман деликатно освободил локоть:

— Простите, что за язык, не разберу?

Незнакомец разразился возмущенной тирадой, в которой Джонс с удивлением разобрал несколько знакомых слов. Продолжая прислушиваться к странным интонациям речи дипломата, он, наконец, понял, что говорит тот на самом что ни на есть английском, но каком-то странном, смешно звучащем, с незнакомыми оборотами и выражениями. Он подозвал образованных Майкла и Джона, те пришли в восторг.

— Вот это да! — вскричал Джон. — Настоящий британский жаргон!

— И не просто британский, — добавил Майк, — это оксфордский слэнг, очень популярный накануне капитуляции перед исламистами. Даже не подозревал, что он еще существует…

— Сэр! — Незнакомец презрительно выпятил острый подбородок, — Жаргон — это ваш омерзительный американский говор, который вы еще и завезли на другую планету… Только ваше незнание как-то вас и извиняет. Да будет вам известно, что то, что вы (по дремучему невежеству, граничащему с преступлением) называете «капитуляцией», есть древний и нерушимый союз Великой Британии с великим Мирным учением? Известно ли вам, что наша дружба насчитывает века?