Космические оборотни

Конечно, это был сон. Я больше не спрашивал, не интересовался, что еще может случиться.

Правда, я все это видел не во сне — и свой побег из крепости, который сложился так удивительно удачно, и кошмарное путешествие по холмам, и появление здесь.

Может, и предшествующее тоже было сном — никто не похищал меня с ярмарки, я сплю себе спокойно на своей корабельной койке и все это вижу во сне. Во мне проснулось страстное любопытство: хотелось знать, как далеко заведет меня этот сон, какие новые удивительные события произойдут со мной.

— Пусть будет так, как ты хочешь, — сказал я.

Я засмеялся, зная, что ничего этого не будет, когда я проснусь.

Она снова посмотрела на меня, и я опять увидел в ее глазах те же искры.

— Ты и в самом деле из сильной расы, звездный скиталец. А может быть, ты видел в космосе так много забытых дорог, что потерял способность удивляться тому, что может или должно случиться? Но тут дело не в том, чего желаю я. Это должно быть твоим желанием.

— Пусть будет так.

Во сне мне хотелось сделать ей приятное.

— Оставайся здесь и жди.

Она взяла меня за плечи и потянула назад, чтобы я лежал, как тогда, когда я только что оказался в этой части сна. Я лежал и гадал, что будет. Может, я проснусь на «Лидисе» на своей койке? Не все сны интересны слушателям, но этот сон был так необычен, что, если я его вспомню, когда проснусь, то обязательно расскажу его. А пока я лежал на траве, смотрел на небо, вдыхал запахи лесной местности и слышал ветер и журчание воды.

Я закрыл глаза и захотел проснуться, но не мог: сон продолжался, такой же яркий и живой. Что-то зашевелилось рядом, я повернул голову и открыл глаза. Мохнатая голова пристально смотрела на меня. Мех был черный, а торчавший вверх гребень серый. Казалось, животное носит шлем из черного металла с серым пером, вроде тех, что носят морские бродяги на Ранкине.

Морские бродяги Ранкина… Мои мысли путались, плыли, но они явно не были частью сна — этого или какого-нибудь другого. Я действительно был на одном из их плавучих торговых плотов и менял стальные наконечники гарпунов на жемчужины. Аадап, Ранкин, Тир, Ворф — я знал эти миры. Я перебирал их в памяти, как бусины на нитке. Теперь они кружились, кружились… Нет, это я кружился.

Память исчезла. И, наконец, закрылось все сознание.

«Айе, айе, беги на четырех ногах,
Глубже вдыхай сообщения ветра,
Будь мудрым и быстрым,
Сильным и справедливым.

Подними голову и приветствуй Луну,

Волею Моластера и Закона Квита
Силы твои удвоятся.
Поднимайся выше в горы, бегун!
Приветствуй солнце после ночи,
Потому что это заря твоего рождения!»

Я открыл глаза и вскрикнул: мир изменился!

Появились странные цвета, все предметы так изменились, что меня охватил ужас. И я услышал не свой крик, а какой-то испуганный вой.

— Не бойся, обмен прошел хорошо. Я могла только надеяться, но все прошло хорошо. Ты прошел через все и пришел к цели.

Непонятно, услышал ли я эти слова или они просто сформировались в моем мозгу.

— Н е т!

Я попытался издать тот вопль, который тщетно выбивали из меня люди Озокана, но у меня снова вырвалось что-то вроде лая.

— Чего ты боишься?

Голос звучал удивленно, даже раздраженно.

— Я же тебе сказала и опять повторяю, что обмен прошел прекрасно и как раз вовремя: Симла говорит, что они идут. Лежи пока.

Лежать пока? Обмен? Я хотел поднести рыку ко все еще кружившийся голове, но она не поднялась, хотя мышцы повиновались сигналам моего мозга. Я взглянул на нее: это была лапа, покрытая красным мехом, прикрепленная к длинной тонкой ноге, а нога — к телу… Я был в этом теле! Нет, этого не может быть, это неправда! Я дико боролся с этим кошмаром.

Я должен проснуться! От такого сна человек может сойти с ума! Я должен проснуться, проснуться!

— Выпусти меня! — кричал я, как ребенок, запертый в страшном темном чулане, но из моего рта выходили не слова, а жалобный визг.

Я смутно сознавал, что эта паника ведет меня в темноту, из которой я могу не вернуться вообще.

Я боролся, как никогда раньше, — не с внешним врагом, а с тем ужасом, который был вместе со мной в этом ужасном теле. Я почувствовал мимолетное прикосновение к своей голове и увидел глаза, смотревшие на меня с тревогой с кремовой остроконечной мордочки. Высунулся язык и лизнул меня.

Это прикосновение успокоило мои взволнованные чувства и каким-то образом отвело меня от бездны безумия. Я замигал, стараясь лучше разглядеть своего компаньона, и нашел, что небольшая сосредоточенность меняет дело: искажение исчезло, исправилось. С каждой секундой я видел все яснее и яснее. Меня облизывали, и это принесло мне чувство комфорта.