Древние оставались в тайных местах, где мы собирались на совет или в дни Поминовения. Мы скитались по своей воле и жили в наших фургонах.
Заботиться о таких, как Мэквэ, нам было нелегко. Он был не первым, кого мы доверили Умфре. К счастью, их было немного.
— Когда мы узнаем насчет…
Я очнулся от своих мыслей.
— Как только вернется посланный. Пойдем, я должна представить тебя Оркамуру.
— Он знает?
— Я сказала ему, так как это было необходимо.
Человек в теле барска не сразу встал.
Я с удивлением прочитала его эмоции, которые не поняла: стыд, это было так чуждо любому Тасса, что мое удивление росло.
— Почему у тебя такое ощущение?
— Я человек, а не барск. Ты видишь во мне человека, а этот жрец — нет.
Я все еще не могла понять. Это была та минута, когда двоим кажется, что они откинули особенности происхождения, но их тянет в разные стороны их прошлое.
— Для некоторых на Иикторе это может иметь значение, но не для Оркамура.
— Почему?
— Ты думаешь, что ты один в этом мире носишь шкуру, бегаешь и изучаешь воздух длинным носом?
— Ты уже делала это?
— И я, и другие. Слушай, до того, как я стала Певицей, способной дружить с маленьким народом, я тоже бегала по холмам в различных телах. Это часть нашего обучения. Оркамур знает об этом, как и те, кого мы посетили недавно. Мы иной раз обмениваемся знаниями. Видишь, я сказала тебе то, что ты можешь повернуть против Тасса, подбросив это, как головню в собранный урожай, чтобы погубить нас.
— И ты была животным?
Это было первым шоком в его мыслях, но затем, поскольку он был умным человеком и с более открытым мозгом, чем у привязанных к планете, он добавил:
— Но это действительно путь к обучению?
Я чувствовала, что часть его недовольства исчезла, и подумала, что мне надо было сказать об этом раньше. Теперь же я сказала, потому что это могло понадобиться: вполне может случиться, что опасения Оркамура сбудутся. Но Крип Ворланд не должен был знать сейчас, что случилось с Мэквэ, не должен был видеть его.
Через внутренний зал храма мы вышли в садик, где Оркамур давал отдых своему хилому телу, если не сострадающему мозгу. Он сидел здесь в. кресле из дерева храта, глубоко врытом в землю для того, чтобы дерево снова жило и пускало ветви, защищающие сидящего от ветра.
Этот садик был местом глубокого мира и покоя, в чем нуждался тот, кто его создал. Оркамур приходил сюда не только для обновления духа, но и для приема тех, для кого свет померк с тех пор, как любимые ими попали под покров Умфры.
Здесь присутствовала сила, которую мы все называем по-разному и которая на расстоянии внушает страх, даже ужас, так как очень редко она поднимается умирающей рукой над страдающим. А здесь было именно так, и всем, кто приходил сюда, становилось легче.
Оркамур повернул голову и посмотрел на нас.
Его улыбка больше, чем слова, сказала, что он рад нам. Мы подошли и остановились рядом с ним.
— Настал новый день, чтобы мы записали на него желаемое, — повторил он изречение из вероучения Умфры. — Справедливая запись извлечет из нас лучшее.
Он обернулся к Крипу Ворланду:
— Брат, Ииктор даст тебе большее, чем записано на эти дни.
— Да, — мысленно ответил инопланетник.
Оркамур знал внутренний язык. Без этого он не мог бы быть тем, кем был. Однако немногие из его расы развивали в себе этот дар.
— Всякому человеку дано учиться всю жизнь, и ученью этому нет границ. Однако он может отказаться от знания и тем лишить себя многого. Я никогда не разговаривал с инопланетником.
— Мы, как и все другие люди, — ответил Крип Ворланд. — Мы мудры и глупы, добры и злы, живем по закону или нарушаем его. Мы истекаем кровью от ран, смеемся шуткам, кричим от боли. Не так ли ведут себя люди во всех мирах?
— Справедливо. И, может быть, еще более справедливо для того, кто, как ты, повидал много миров и имеет возможность сравнивать. Но согласишься ли ты поговорить с привязанным к планете стариком и рассказать ему что-нибудь о том, что лежит под нашим небом и граничит со звездами?
Оркамур не смотрел на меня, но я поняла, что он хочет, чтобы я ушла. Почему он хотел остаться наедине с инопланетником, я не знала, и это меня немного смущало. Однако я вышла, так как не могла подумать, что в Оркамуре есть хоть что-нибудь злое. Вполне возможно, что им действительно руководило только любопытство. Он был так далек от мира в своем призвании, что временами забывал, что он тоже человек, с человеческими интересами.
Я, наконец, собралась с духом и сделала то, на что не решилась прошлой ночью: проведать Мэквэ. Говорить об этом мне не хочется. Возобновлять в памяти печали прошлого и переживать их снова — тяжелое и бесполезное дело. И я снова удивлялась, сколько делается в этом мире для безнадежных.
В полдень я снова пришла во двор, где оставила фургон. Маленький народ дремал в тени, но тут же вскочил и подбежал ко мне. Крипа Ворланда с ними не было. Я удивилась: неужели Оркамур разговаривал с ним все утро? Ведь у него были срочные и нелегкие обязанности.