Космические оборотни

Однако в нем горит такое сильное пламя воли и необходимости откликаться на нужду, что дух его рос, в то время как плотская оболочка ссыхалась. С первой же минуты видишь только дух, а не одевающую его человеческую форму.

— Добро пожаловать, сестра!

Его голос сегодня был усталым и тонким, как флейта.

Я наклонила голову над своим жезлом.

Мало кому Тасса выражают такое же глубокое почтение, как своим Древним. Но Оркамур заслужил признательность всего Ииктора.

— Старший брат, мир и благо тебе!

Я сделала три знака своим жезлом.

— Мир и благо тебе! — ответил он.

На этот раз его голос прозвучал глубже, сильнее, он как бы победил усталость своей волей.

— Однако нам не нужны успокаивающие слова, сестра. Я не могу сказать тебе, что все идет хорошо.

— Я знаю. Я проезжала через Иин-Син.

— Надо ли было приезжать, сестра? Ты ничего не сможешь сделать, а иной раз, когда смотришь на обломки крушения, все прошлые печали схватывают сердце. Лучше вспоминать живого в расцвете сил, чем без расцвета и без зрелости.

Мои руки сжались на жезле, и я знала, что Оркамур видит это, но с ним я не стала остерегаться. В свое время он видел и большую, и меньшую потерю самообладания.

— Я пришла по другому делу, — решительно перевела я разговор. — Это…

Я быстро рассказала Оркамуру об инопланетнике.

Это можно было сделать, потому что Оркамур был тем, кем был, и он не нашел бы в моих действиях что-то такое, что уронило бы меня в его глазах.

Жрецы Умфры и Тасса ближе друг к другу, чем мы и жители равнин.

Когда я закончила, он посмотрел на меня без большого удивления.

— Путь Тасса — не путь человеческого рода, — сказал он.

— Я и сама знаю, — вырвалось у меня.

Все, что я вытерпела, пока ехала от Иим-Сина, сказалось в этом резком ответе. Я тут же начала просить прощения, но он отмахнулся.

— Ты должна была подумать о цене, прежде чем это делать, сестра. Ваши нелегко смотрят на такое. Разве цена инопланетника выше твоей?

— Это был долг.

— За который он не должен был требовать у тебя оплаты, знай он все последствия. А теперь я должен сказать: люди Осколда ничего не приносили.

Я не очень огорчилась.

— Может быть, они сначала вернулись к Осколду за решением? Хотя фургон и медленно идет, мы ехали более коротким путем.

— А что, если его не принесут, сестра?

Я взглянула на жезл, который вертела в руке.

— Они же не могут.

— Ты надеешься, что они не могут, — поправил он меня. — Из всего, что ты рассказала, ясно, что Озокан попрал Закон ярмарки, захватив человека. Он впутал и своего отца, когда запер пленника в пограничный форт. За пленником охотились люди, носящие цвета Осколда, чтобы убить его в твоем лагере. Возможно, они собирались спрятать тело, и пусть потом враги доказывают преступление. Ты не подумала об этом, будь ты на месте Озокана?

— Если бы я была с мозгом жителя равнины — подумала бы. Но тот, кто был…

— …кто был под плащом Умфры?

Оркамуру не надо было читать в моем мозгу, чтобы продолжить мою мысль.

— Если человек нарушил один закон, ему легче нарушить и другой.

— На ярмарке они нарушили человеческий закон. Но осмелятся ли они нарушить закон Умфры?

— Ты рассуждаешь, как Тасса, — сказал он уже более мягко, как говорят с чужими. — У вас не много Уставных Слов, и ваши смертные правила так неизбежны и надежны, что редко оказываются под угрозой. Только, сестра, как насчет твоих собственных действий под Луной Трех Колец?

— Да, я нарушила Закон, и я за это отвечу. Возможно, основание для действия перевесит само действие. Ты знаешь суд моего народа.

— Однако ты нарушила закон с открытыми глазами и не от страха за себя. Страх — великий бич, которым силы мрака мучают людей. Если страх очень велик, ему не могут противостоять ни человеческие, ни божеские законы. Я кое-что слышал об Осколде. Он сильный человек, но грубый. У него только один наследник Озокан, и это погибель для юноши, потому что отец слишком его балует. Как ты думаешь, Осколд спокойно примет объявление его сына вне закона?

— Но как он надеется скрыть?..

— Люди могут сказать о том, что они знают, но ведь нужно еще и доказать сказанное. Полным доказательством злого дела Озокана является тело инопланетника.

— Нет!

Конечно, я должна была об этом подумать.

Как я была слепа!

— Сестра, чего ты хочешь на самом деле?

Он снова коснулся моего мозга и увидел то, чего я не желала ясно увидеть сама.

— Я клянусь дыханием Моластера, я не…

Я оборвала свое бормотание и снова овладела собой.

Оркамур спокойно смотрел на меня, и правда, или то, что теперь было правдой, стала ясной для нас обоих.

— И ты думала, сестра, что такое может быть? Говорю тебе: не тело делает человека человеком, а то, что живет в нем. Нельзя заполнить пустой каркас и ожидать, что в нем оживет прошлое и все будет, как раньше. Многое могут сделать Тасса, но вернуть умершему жизнь не могут и они.

— Я не думала об этом.

Я отрицала мысль, ранее скрытую, а теперь ясно видимую в моем мозгу.

— Я спасла жизнь инопланетнику. Они безжалостно убили бы его.

— И что он выбрал, когда ему все разъяснили?

— Жизнь. В последнем вопросе большей частью цепляются за жизнь.