Машина резко нырнула вниз. Сверху на меня навалилось сиденье. Я беспомощно наблюдал за этим, свисая с сиденья на пристегнутом ремне. Если бы тело отца не оказалось прижатым к находившемуся теперь подо мной пульту управления, я, наверное, еще мог бы что-нибудь сделать — ну хотя бы выровнять машину — своими связанными ногами. Я попытался все-таки сделать это, но, к сожалению, у меня ничего не получилось. К тому же, возможно, была не только сбита настройка, но и повреждены некоторые органы управления.
Альтиметр безжизненно щелкал. Пока я сумел повернуться так, чтобы он попал в поле зрения, мы уже опустились до высоты четыре тысячи метров. Затем три… две… еще секунда, и пошел последний километр.
В этот момент радиолокатор автоматически включил носовые ракеты, замедляя падение. Я уже подумал, что мы спасены, что машина приземлится благополучно, но резкий удар лишил меня сознания. Последнее, что я увидел, это прижатое к штурвалу тело отца.
В сознание меня вернуло монотонное покачивание корпуса. Оно страшно досаждало мне, я хотел, чтобы оно как можно быстрее прекратилось. Малейшее движение вызывало такую боль, что я едва был в состоянии ее переносить. С большим трудом мне удалось открыть один глаз — другой открыть было просто невозможно. Я стал тупо искать источник досаждавшего мне покачивания.
Надо мной был пол машины, но я долго смотрел на него, прежде чем понял, что это такое. К этому времени я в какой-то степени осознал, где нахожусь и что случилось. Я вспомнил про длительное падение и удар — и понял, что мы, должно быть, ударились не о землю, а врезались в воду, скорее всего, Мексиканского залива.
Внезапно вспыхнувшая печаль охватила меня, когда я понял, что отца уже нет в живых.
Порванный при приводнении привязной ремень хлопал под моим носом. Руки и ноги оставались у меня связанными. И похоже, что одна рука была сломана. Один глаз никак не хотел открываться, мне было также очень тяжело дышать. Непрекращающаяся острая боль заставила меня прекратить инвентаризацию моих повреждений. Тело отца больше не было прижато к штурвалу, и это меня смутило. Превозмогая боль, я повернул голову, чтобы осмотреть внутренность кабины своим одним глазом. Отец лежал неподалеку от меня, его голова находилась лишь в метре от моей. Он был покрыт кровью и не шевелился. Я был уверен в том, что он мертв. Как мне кажется, на то, чтобы пересечь этот роковой метр /и добраться до него/ у меня ушло не менее получаса.
Я лежал лицом к лицу с ним, почти щека к щеке. Он не показывал никаких признаков жизни. Страшная и неуклюжая его поза говорила, что вряд ли он вышел из этой круговерти живым.
— Папа, — прохрипел я. — Папа! — Из моей груди вырвался ужасный крик.
Глаза его дернулись, но не открылись.
— Привет, сынок, — прошептал он. — Спасибо, мой мальчик, спасибо… — голос его угас.
Мне хотелось трясти его, но все, что я мог сделать, это крикнуть:
— Папа! Очнись! Ты жив?
Он заговорил снова, но слова давались ему с огромными мучениями:
— Твоя мать… велела сказать тебе… что она гордилась бы тобой. — Голос его снова затих, и дыхание перешло в зловещий сухой хрип.
— Отец! — Я не в силах был сдержать рыдания. — Не умирай, ну, пожалуйста! Я не смогу жить без тебя!
Его глаза широко раскрылись.
— Сможешь, сынок, сможешь. — Он замолчал, будто набираясь сил, затем прошептал: — Мне больно, мой мальчик. Страшно больно.
Глаза его снова закрылись. Больше мне ничего не удалось вытянуть из него, хотя я кричал и плакал. Затем я положил свою голову рядом с его, лицом к лицу, и слезы мои смешались с грязью и кровью.
Глава 36
И вот теперь нам предстояло очистить Титан!
Мы, которые туда отправляемся, пишем все такие послания. Если мы не вернемся, это наше наследство для того, чтобы освободить человеческие существа, все, что нам известно об образе действий паразитов — титанов и какие меры безопасности нужно предпринимать. Ибо Келли оказался прав — человечество должно позабыть, что такое покой. Несмотря на успех операции «Милосердие» нет никакой уверенности в том, что уничтожены все слизняки до единого. Только на прошлой неделе на Аляске застрелили медведя, на спине которого был паразит.