Космические оборотни

— Ты, кажется, позабыл, что я долгое время был заодно с повелителями. Я знаю, что это такое, — и я даю тебе свое честное слово.

Он ухмыльнулся.

— Яйца учат курицу. Если я развяжу тебя, ты меня убьешь, или я буду вынужден убить тебя. А ты мне нужен живой. Мы вместе сможем многое сделать, мы не обижены ни умом, ни ловкостью.

Я ничего не ответил. Он продолжал:

— Ты вот только что сказал, что ты знаешь, что это такое. Почему ты не рассказывал мне об этом раньше, сынок? Почему ты утаил это от меня?

— Что?

— Ты не рассказал мне, какие чувства испытываешь при этом. Мне даже в голову не приходило, что можно испытывать такую умиротворенность, такое чувство удовлетворения и благополучия. Многие годы я не испытывал такого счастья, с той далекой поры… — Он несколько смутился, затем продолжал: — Когда умерла твоя мать… Да что там говорить, какое счастье мне привалило. Ты должен был рассказать мне об этом.

Охватившее меня чувство отвращения выплеснулось наружу. Я забыл обо всем на свете, забыл о той осторожной игре, какую мне надо было вести.

— Возможно, мне все это представилось иначе, — выкрикнул я. — Да и у тебя, старый ты дурак, было бы совсем другое мнение, если бы тебя не взнуздал слизняк, говоря с помощью твоего рта, думая твоим мозгом!

— Успокойся, сынок, — сказал он нежно, и звук его голоса действительно утешающе подействовал на меня. — Скоро и ты испытаешь это счастье. Поверь мне, именно в этом и заключается наша цель. Это наша судьба. Раньше человечество было разъединенным, оно вело непрерывные войны. Повелители сделают его единым целым.

Я подумал о том, что, вероятно, есть такие глупцы, готовые клюнуть на эту приманку — добровольно отдать свои души в обмен на обещание мира и благополучия. Но я таковым не был.

— Тебе не придется больше ждать, — неожиданно произнес он, взглянув на пульт управления. — Мы перешли на автоматический режим. Следующая остановка — Юкатан. А теперь за работу.

Он поднялся со своего кресла и стал на колени рядом со мной.

— На всякий случай, — сказал он, цепляя пояс безопасности на мое туловище.

Я ударил его коленями в лицо.

Он отпрянул назад, но гнева на его лице не было.

— Гадкий, гадкий шалунишка. Я мог бы обидеться на тебя, но повелители выше личных обид. — Он проверил, насколько крепко связаны мои руки и ноги. Из носа его шла кровь, но он даже не удосужился ее вытереть. — Сейчас, сейчас, сынок. Подожди, дорогой, осталось совсем немного. Он вернулся к своему креслу, сел и наклонился вперед, облокотившись о колени. В этой позе его повелитель был очень хорошо виден.

Следующие несколько минут ничего не происходило, мои мысли были заняты только тем, как бы освободиться от пут, напрягая мышцы всего тела. У Старика был такой вид, будто он уснул, но я опасался доверять этой мысли.

Прямо посередине бугорчатой оболочки слизняка внезапно образовалась линия. Она стала расширяться прямо у меня на глазах, и вскоре я уже мог видеть муторномолочный ужас под ней. Пространство между двумя половинками оболочки расширилось, и я понял, что слизняк находится в процессе деления, высасывая соки из тела моего отца, чтобы из одного сделаться двумя.

Я также с ужасом понял, что свободной жизни у меня осталось не более пяти минут. У меня на глазах рождался мой новый повелитель, и вскоре он будет готов вскарабкаться на меня.

Если бы хоть малейшая возможность была с помощью мускулов и костей порвать мои узы, я бы непременно порвал их. Но мне это сделать не удалось. Старик не обращал внимания на мою борьбу. Сомневаюсь, находится ли он в сознании вообще. Слизняки, должно быть, безусловно принимали определенные меры, чтобы беспрепятственно заниматься процессом деления. По-видимому, в этом случае они просто лишали свою жертву возможности двигаться. Так или иначе, но Старик не шевелился.

Через некоторое время мне пришлось сдаться, я устал и окончательно понял, что мне не высвободиться. Серебристая линия, проходящая через центр слизняка, окончательно сформировалась, что говорило о том, что процесс деления вот-вот завершится. Именно это резко изменило весь ход моих мыслей.

Руки мои были связаны позади спины, лодыжки были связаны между собой, туловище было прижато к сиденью ремнем безопасности. Но мои ноги, хотя и были внизу связаны, были свободны до самого верха. Я съехал немного вниз по сиденью, чтобы увеличить досягаемость, и резко задрал их как можно выше. Затем я изо всех сил ударил ими по пульту управления — двигатели обезумели, машина, потеряв управление, стала дыбом.

Ускорение прижало меня к сиденью. Отцу досталось гораздо больше, чем мне, поскольку я был привязан. Его буквально швырнуло на спинку кресла, и его слизняк, голый и беспомощный, был раздавлен между двумя массами.

Плоть его брызнула во все стороны.

Отца охватила эта ужасная, чисто рефлекторная судорога, которую мне уже доводилось видеть. В агонии он ударился о штурвал, лицо его перекосилось, пальцы выкрутились в суставах.