Космическое сознание

и милость дает. Смотри! Я переполнен неисчерпаемым владением! Пропали прежние

меры, расширился я в безграничном

стремленье.

О мир! Для тебя я не умер — наконец-то я вижу и знаю тебя, Смешавшись с

бесчисленными мирами,

зная тебя, я знаю и их: О год! Для тебя я не умер — наконец-то я вижу и знаю тебя, Смешавшись со всем временем, я распутываю узлы на нити

времен: О мир! О год! —

До рождения рождение вы видите,

после жизни вы видите жизнь! Любящий глаз бесконечной небесной синевы глядит на

меня. О голос, мной управляя, ты и меня делаешь мастером — Я прильнул ухом, я слышу, звуки идут Волнами на берега дальних миров, волнами на берега дня. Облака рассеиваются: О лицо — О лицо — О лицо! Лицо улыбается мне, мне улыбаются крылья, летящие вне

настоящего, — оно отброшено, подешевело. (Ты тоже, о настоящее, все еще остаешься, Все еще сердце мое посещаешь и не изгнано, Но уступаешь высшее место.) Я превратился в

глаз — о Бог! Ты весь — речь: Мелодия небес — вид и голос, цвет и тон слились в гармонию, Поднявшись в безграничной синеве. Чья рука меня коснулась? — моего лба, груди, моей непросящей руки И самого меня, уводя к себе? Божественный образ — мать, отец

—

только теперь раскрылась тайна пола,

существующий необратимый союз:

Божественный образ, я сотворен совсем по тебе, Слились различные здесь элементы.

Возросла в бесконечности эта минута,

далекие миры простерлись предо мной, Полет души бесконечный, лиц длинный ряд, все солнцем божественным озарено — Быстро или тихо, рано или поздно, но линия нигде не прервана, Все — все — в одном темпе,

захвачено той же судьбой жизни на море и суше, Для всех зажжен маяк, триумф

неизбежен. Взгляни, душа моя, опять: В той панораме стоишь и ты также, Чело твое чудным

лучом осветила заря, Здесь ты со мной — там не со мной. Смерть обилием своим меня

наполняет, Что за потоп затопляет тело и чувство? Я чувствую, мой череп трещит, перегородки разделись и солнца сияние вошло — Не потерялись любовь и познанье, они увеличились

и поплыли по вечным морям сущности — До и после смертей и рождений, духовная

склонность,

выход все шире. О душа, потерял я тебя иль нашел? Я нашел! безошибочный круг

наконец к тебе подошел После годов ожиданья.

Позади, впереди далекие эры, только немногие годы я знаю. Лучи от центрального

солнца,

Бегущие для большей плодотворности пространства орбит.

Назад, к первому лепету речи,

Вперед, к последнему предсказанью пророков,

Моя душа, зная свое, принимая различные образы, уловляет

совершенную песнь. Бог! Я окружен — от прилива жизни я пьян — В твоей орбите

вращаясь — я сказал бы, но должен молчать -Предоставив тебе, о мой брат, сказать каждому.

Здравствуйте, братья миры!

Колесо повернулось и открылся бесконечный вид:

http://www.e-puzzle.ru

Сложно все — неограниченно свет несет бремя всего. Вы думаете, что здесь нет вас, что не для вас бьется огромное сердце? Что где-нибудь на этом пути вы, потеряв силы, умрете? Сила будет дана для всего того, что вам нужно, И, когда придет ночь — которая есть

день, — слабейшие Пойдут навстречу милосердному гиганту-королю. Теперь ясно видны

бессмертные года

и непрестанное круговращенье — У сомненья оторваны крылья и ноги, Самый далекий

союз — совсем близко, и множество

бесконечностей теснится здесь, в моей груди. О задаватель вопросов! ты не меня

подозревай —

подозревай себя: Завтра, увидя себя, ты увидишь меня, И озаренный дух, переступив за

порог, В Боге возросши, меня будет гордо приветствовать.

Если бы у нас ничего не было о Траубеле, кроме вышеприведенного стихотворения, то

все же можно было бы с уверенностью сказать, что у Траубеля было озарение. Того, что

написано Траубелем в течение десяти лет, более чем достаточно для подтверждения нашей

мысли.

Гораций Траубель, Блейк, Иепес, Бёме, Сведенборг и другие принадлежат к разряду

бессознательных писателей. Они пишут под влиянием божественного побуждения —

божественно для тех, кто в состоянии следить за ходом их мысли, для тех же, кто не в

состоянии следить, все это — глупость.

Может быть, все озаренные люди пишут автоматически, но в некоторых случаях

выражение космического сознания более понятно обыкновенному человеку или само по себе, или потому, что оно подверглось переработке в самосознании писателя. Но ни один из них не

пишет прямо — чтобы их понять, надо их читать часто и много. Уитмен так же мало понятен, как Бёме или Сведенборг, пока не станешь смотреть на них под правильным утлом зрения.

Уитмен, однако, всю жизнь переделывал свои стихи, чтобы сделать их доступными

человечеству.

Траубелю не удалось уйти от проклятия, лежащего на новом человечестве, —

непонятности для обыкновенных людей. Но, несмотря на это, он производит должное

впечатление. Очень странно: эти люди пишут непонятно, но так божественно, что их слова