Космикомические истории: рассказы

Я бросил обращать внимание на машины, едущие со мною в одну сторону, и теперь присматриваюсь к тем, что движутся навстречу, и для меня они — желтые звездочки, которые все увеличиваются, — до тех пор, пока совсем не выметают темноту из поля зрения, чтобы вдруг исчезнуть за моей спиной, увлекая за собою этакий подводный люминесцирующий шлейф. Машина У — самая обычная, как, впрочем, и моя. Каждое свечение — это, может быть, она, спешащая ко мне, при виде каждого я чувствую волнение в крови, как от близости, которой суждено остаться тайной; любовное послание, адресованное только мне, смешивается с другими сообщениями, бегущими по проводу шоссе, но лучшего послания от нее я не желал бы.

Я понимаю, что, мчась к У, я более всего хотел бы не встречи с ней по завершении своего пути, а чтобы У тоже мчалась ко мне, — вот какая мне нужна реакция, то есть мне надо, чтобы она знала: я мчусь к ней, но одновременно надо знать: она ко мне несется тоже. Единственная утешительная — и одновременно наиболее мучительная для меня — мысль о том, что, если У мчится сейчас в направлении А, то и она, завидев фары автомобиля, мчащегося в направлении В, думает, не я ли еду к ней, и хочет, чтоб это был я, но всякий раз не может быть в этом уверена. Вот поравнялись две машины, летящие в противоположных направлениях, вспышка осветила дождевые капли, шум моторов слился с завыванием ветра: возможно, это были мы, то есть я был точно я, — если, конечно, в этой фразе есть какой-то смысл, — а в другой машине могла быть она, то есть та, которая, хорошо бы, оказалась ею, ее знак, в котором я хочу узнать ее, хотя то, что она — знак, как раз и делает ее неузнаваемой. Мчаться по шоссе — единственно возможный для нас обоих способ выразить все то, что мы должны сказать друг другу, при этом ни один из нас не может ни послать другому сообщение, ни принять то, которое послано ему, пока мы мчимся по шоссе.

Конечно, сел за руль я, чтобы поскорее оказаться у нее, но чем дальше еду, тем лучше понимаю: настоящая цель моей гонки — не момент прибытия. Наша встреча со множеством малосущественных подробностей, одних и тех же при всех встречах, густая сеть ощущений, смыслов и воспоминаний, которая развернулась бы передо мной, — комната с филодендроном, лампа с матовым стеклом, сережки, — и все то, что я сказал бы, — в том числе, конечно, что-то ошибочное или двусмысленное, — и все то, что сказала бы она, — наверняка и что-нибудь фальшивое, во всяком случае, не то, чего я ожидаю, и череда непредсказуемых последствий, которые способны вызвать каждый жест и каждое слово, подняли б вокруг того, что мы хотим сказать друг другу, а точней, того, что каждому из нас хотелось бы услышать от другого, такой шум, что и без того затрудненное телефонное общение стало бы еще более искаженным, приглушенным, словно заваленное лавиною песка. Потому-то я и ощутил потребность вместо дальнейших разговоров претворить все то, что мы должны сказать друг другу, в сноп света, источаемого на скорости сто сорок в час, самому стать этим конусом лучей, движущимся по шоссе, — такой сигнал уж непременно будет принят и понят ею, не затеряется в невнятном хаосе вибрации, и в то же время я сам, желая принять и понять все то, что она собирается сказать мне, хотел бы, чтобы это выражалось в снопе света, который мчится мне навстречу по шоссе со скоростью так что-нибудь сто десять — сто двадцать в час. Главное — сообщить необходимое, опустив излишнее, свести самих себя к сути сообщения, к световому сигналу, движущемуся в определенном направлении, пожертвовав многообразием наших личностей, ситуаций, выражений лиц, оставив все это в тех темных емкостях, которые фары, скрывая их, тащат за собой. У, моя любимая, — по сути, этот мчавшийся поток лучей, подразумевающий все остальное, а сам я, может быть, любимый ею, я, имеющий доступ в тот круг восторженности, каковой является ее эмоциональная жизнь, — пытаюсь ради ее любви совершить небезопасную вспышку — обгон.

И с Z (я вовсе не забыл про Z) правильные отношения я могу установить тоже, только если воспринимать его как преследующие меня мигание и вспышку или преследуемые мной габаритные огни, — так как если принимать в расчет и его личность, со всем, что есть в нем — скажем — трогательного, но и бесспорно неприятного, хотя и — следует признать — объяснимого, со всей этой его несчастной любовью и всегда несколько двусмысленной манерой поведения… неизвестно, чем это закончится. А так пока что все прекрасно: Z стремится обогнать меня или дает мне обогнать себя (но он ли это?), У — раскаявшаяся и вновь в меня влюбленная — прибавляет скорость на пути ко мне (она ли это?), я мчусь к ней, объятый ревностью и беспокойством (но не могу дать знать об этом ни У, ни кому-либо другому).