Космикомические истории: рассказы

Из переговорной трубы доносится сдавленный голос рулевого Адамса:

— Стрелка компаса… Сэр, стрелка… Ну и чертовщина! Кружит как рулетка!

— Он что, под мухой?! — восклицает Эванс, но я-то знаю: все в порядке, все начинает идти своим порядком, знаю, что сейчас сюда примчится Симмонс, наш радист. Вот он, с вытаращенными глазами, — чуть не опрокинул Эванса, стоящего в дверях.

— Пропала связь, сэр! Слушаю полуфинал по боксу, и вдруг обрыв! И больше никакая станция не ловится!

— Что делать, капитан? — орет мне в трубку Адамс. — Компас сбрендил!

На Эвансе лица нет.

Пора дать им почувствовать мое превосходство.

— Спокойно, господа, это магнитная буря. Делать нечего. Препоручите свои души тому, во что кто верит, и сохраняйте хладнокровие.

Я выхожу на полубак. Висящее в зените Солнце превратило замершее море в зеркало. Застыв, стихия сделала наш «Галлей» грудой слепого лома, оживить который не способны никакие человеческие умения и таланты. Плаваем мы в Солнце, внутри солнечного взрыва, где бессильны и буссоли, и радары. От Солнца мы зависели всегда, хотя почти всегда нам удавалось забывать об этом, верить, будто произвол его нам нипочем.

И тут я замечаю ее. Подняв глаза к фок-мачте, вижу: она там. Ухватившись за флагшток, реет многомильным флагом, развеваясь на ветру, не только волосы — вся, все ее тело, столь же легкое, пылеобразное, — руки с тонкими запястьями и пышными плечами, округлые как месяц бедра, грудь как облако, нависшее над фальшбортом, складки драпировки, смешивающиеся с дымом из трубы, а дальше — с небом. Все это я видел в наэлектризованном пространстве, но яснее всего ее лицо — растворенную в воздухе скульптуру, какими украшали в прошлом корабельные носы, величавую голову Медузы с потрескивающими глазами и волосами. Она, Rah, все-таки меня настигла.

— Вот она ты, Rah, — сказал я, — все-таки нашла меня.

— А что это ты вдруг решил укрыться там, внизу?

— Хотел проверить, можно ли существовать иначе.

— Ну и как же, можно?

— Здесь я вожу суда по курсам, выверенным с помощью буссоли, ориентируюсь по компасу, мои приборы ловят радиоволны, здесь на все, что происходит, есть свои причины.

— И ты веришь в это?

Из радиорубки слышались проклятья Симмонса — тот тщился в треске электрических разрядов поймать какую-нибудь станцию.

— Нет, но я предпочитаю вести себя, как будто это так и есть, — сказал я Rah, — и до последнего играть по правилам.

— А если ясно, что нельзя?

— Тогда ложимся в дрейф. Однако же готовы в любой миг взять управление в свои руки.

— Вы сам с собой беседуете, сэр? — вновь показался белый как мел Эванс.

Я сделал важный вид.

— Пойдите, мистер Эванс, помогите Адамсу. Я полагаю, колебания магнитной стрелки будут определяться некими константами. Можно рассчитать примерный курс, а ночью будем плыть по звездам.

Ночью небосвод покрыли полосы полярного сияния, изогнутые как на спине у тигра. Rah с огненною гривой, в изысканном наряде, красовалась, возлежа на корабельных реях. Ориентироваться было невозможно.

— Ну вот мы и на полюсе, — заметил остряк Адамс, прекрасно знавший, что магнитные бури могут вызывать сияние на какой угодно широте.

Я смотрел на Rah в ночи: роскошная прическа, драгоценности, переливающиеся одежды.

— Ты принарядилась.

— Праздник все-таки — тебя нашла, — ответила она.

Мне радоваться было нечему — я вновь стал подневольным, выношенный мною план не удался.

— Все хорошеешь, — признал я.

— Ты почему сбежал? Зачем забрался в эту дыру, зачем позволил поймать себя в ловушку мира, где все имеет свои пределы?

— Я сам так захотел, — ответил я, зная, что меня ей не понять. Она не мыслила жизни иначе как в ничем не ограниченных пространствах, прорезаемых лучами, среди магнитных бурь, бросавших нас туда-сюда, она могла жить только там, где речи нет о формах и размерах.

— Опять прикидываешься, будто сам решаешь, выбираешь, определяешь? — сказала Rah. — Дурацкая привычка!

— Ты-то как сюда проникла? — осведомился я. Как она смогла преодолеть ионосферу? Сам не раз слыхал, как Rah натыкалась на нее словно бабочка, бьющаяся крылышками об оконное стекло. — Как ты сюда попала, расскажи.

Она пожала плечами.

— Порыв солнечного ветра, брешь в потолке — и вот я здесь, чтобы забрать тебя обратно.

— Забрать меня? Но ты теперь сама в ловушке. Как ты отсюда выберешься?

— Я останусь здесь. С тобой, — ответила она.

— Катастрофа, сэр! — раздался голос Симмонса, бежавшего ко мне по палубе. — Все бортовое электрооборудование перегорело!

Укрывшийся за крышкой люка Эванс схватил радиста за руку и стал, судя по жестам, внушать ему, что обращаться ко мне без толку, магнитная буря, мол, свела меня с ума и я, смотря на мачты, разговариваю сам с собой.

Я попытался поддержать собственный престиж.

— Океан пронизывают сильные электрические токи, — объяснил я, — напряжение в проводах растет, и пробки, естественно, перегорают. — Но теперь в их взглядах не читалось никакого уважения к моему рангу.