Космофлот: Война и миры (СИ)

Вацлав вгляделся в этикетку на протянутой Олегом пустой бутылке, и прочитал вслух:

— «Мочегонный эффект».

— Именно! Говорю же, наивный ты до неприличия! А что, если бы тут туалет не работал?

— Погоди-ка, они же все это пили, — спохватился Вацлав, вспоминая, что к минералке стояла очередь, и по бутылке мочегонной минералки купили почти все, кто ожидал в зале посадку на шаттл.

— Ты меня удивляешь, салага! — хмыкнул Олег, — С какой из лун ты свалился? Это же традиция! — весомо сообщил Олег. — Пожалуй, одна из древнейших в космофлоте! Там — Олег кивнул на дверь в туалет, — в писсуары вмонтированы старые колёса от автобусов. Все эти люди, отправляются на шаттле по кораблям эскадры четвёртого ударного флота, которая идёт в дальний поход! Вот, эти офицеры собрались здесь, что бы перед дальним космическим походом помочиться на автобусные колёса!

— Но зачем? — удивился Вацлав, никогда не слышавший ничего о космических традициях.

— Затем, салага, что это традиция! — торжественно изрёк Олег, подумал, и пожал плечами: — Я не знаю. Могу предположить, что когда-то очень давно, на заре космической эры космонавты облегчали мочевой пузырь перед стартом, потому что так легче было перенести перегрузки на примитивных химических ракетах. Видимо, подготовка к старту была длинная, и они…, ну, я не знаю. — Олег на пару секунд замолчал, нахмурившись, но махнул рукой, и с энтузиазмом продолжил:

— Но это же совершенно не важно! Ты, Вацлав, не понимаешь кое-чего очень важного. Вот, смотри: вот человеческое общество, подчинившее себе ужасающую мощь первозданных стихий, достигшее далёких звёзд! А ведь сплотить толпу говорящих обезьян в некое подобие общества, заставить ораву жадных, завистливых и ленивых индивидов соблюдать хотя бы элементарные правила общежития, можно только тремя вещами: страх, стыд, и традиции! Всё, больше никак! А если никак — то никакого общества не будет, а будет просто толпа людей, в которой мораль падает, как тот пикирующий бомбардировщик, пилот которого потерял сознание при входе в пике! То есть: строго вниз, очень быстро, и совершенно без шансов на выживание! Так что страх, стыд и традиции. Страх — штука из них самая простая, но самая ненадёжная: жадный, завистливый, и ленивый индивид легко преступит любой страх перед искушением наживой. Поэтому законы регулярно нарушаются, несмотря на предписываемое наказание. Стыд гораздо сильнее! От стыда человек прячет взгляд в землю, и в старину это называли «потерять лицо». Потерявший лицо древний самурай, обычно, выходил на площадь, доставал специальный нож, читал прощальный стих, и взрезал себе брюхо зигзагом.

— Зачем? — испугался Вацлав картины, невольно представшей перед его мысленным взором.

— Затем, что не мог жить со стыдом, и затем, что бы боль физическая хоть немного притупила моральные страдания. Говорю же: стыд сильнее страха, даже страха смерти.

— А традиция? — заинтересовался фермер.

— О! Традиция! Это нечто такое, что больше чем ты, я, мы все вместе взятые, понимаешь? Если страх и стыд подчиняют закону и порядку отдельного человека, то традиция — она направляет коллективное подсознание целиком! Традиция… она…. Да чего тут расскажешь?! Вот, сейчас на колесо помочишься — сам прочувствуешь!

Вацлав не понимал и сомневался, но тут подошла их очередь, и они вошли в туалет. Там действительно были необычайно большие писсуары, и каждый вмещал старое автобусное колесо! Мужчины в военной форме различных родов войск и званий дружно справляли малую нужду на те колёса, и выходили, довольно улыбаясь.

Впрочем, наш фермер быстро опомнился, взял себя в руки, и сделал тоже, что и все: помочился на свободное автобусное колесо. Прислушался к себе. Внимательнее прислушался. Не-а, ничего такого не ощутил. Наверное, Вацлав далёк от всякой такой возвышенной философии, толи по молодости лет, а толи в силу того, что фермеры, крепко стоящие на своей земле, ни в какой философии не нуждаются, вот!

Застегнул наш фермер ширинку на джинсах, вышел в зал терминала, а там уже посадка на шаттл идёт. Олег вскоре его догнал, и опять озадачил: