Космология ЭРОСА

И мы утверждаем, что нет никакого блаженства, будь то чувственное или же духовное, чей характер близок к истинной Телете, если в нем не кроется удовлетворение в форме импульса и желания! Теория счастья с точки зрения удовлетворения порыва означает интерпретацию самой жизни с позиции умышленно неудовлетворенной воли! Если говорить об ошибочной волевой метафизике Шопенгауэра, к которой мы вернемся несколько позже, то она на крайней мере заслужена тем, что доказала: удовлетворение воли кроется лишь в мимолетных моментах перехода от состояния еще-не-владения к состоянию владения, что является очень коротким мигом, а после этого наступает состояние апатии и скуки. Для выхода из него необходимо использование новых стремлений, ведущих к проявлению силы воли. Примитивное удовлетворение — это не что иное, как ощущение различий, сопровождающее любое преодоление препятствий. Точнее говоря, ощущение разницы между менее интенсивным и более интенсивным, а стало быть, это ощущение не имеет окраски и четких характеристик. Нередко неправильно трактуется счастье (в подлинном значении этого слова), поскольку удовлетворение уничтожило таившийся в нем способ переживания, дабы заменить его тусклым чувством проявленной воли, которая уже не преодолевает сопротивления. По этой причине путь, предложенный Платоном, всегда ведет от красочного счастья, подаренного чувственностью, к «небесному» удовольствию, что скрывает безразличие, бескровная уверенность в правоте своего успеха. А теперь давайте решительно рванемся вперед: сексуальное удовлетворение сладостно в той степени, в которой оно причастно к состоянию эротического опьянения, при этом сексуальное сладострастие не обладает совершенством Эроса, поскольку оно просто удовлетворяет животные инстинкты или же подчеркнуто человеческие желания. Если же вернуться к их сравнению, то мы отметим два основополагающих различия. В то время как удовлетворение полового инстинкта через удовольствие связано с интимным соитием двух существ, строго говоря, двух существ разных полов, для эротического опьянения нет подобного ограничения. Оно может возникать даже при беглом взгляде на любимое существо, как противоположного пола, так и однополое, это может быть вообще животное и цветок. И это не может быть пробуждено только лишь через легкий аромат, вкус вина или изящный звук, оно пробуждается лишь в самой оглушительной мечте. Это празднество подобно оргии пробуждения весенней бури, в проливном дожде, на пылающем горном хребте, в грохоте морского прибоя, в подаренной природой «первой любви», которая отдается в руки судьбы. Это наслаждение во время подъема и упадка; наслаждение, которое в радостно болезненной трансформации чувствует смерть и погибель! В длящееся вечность мгновение совершенства можно видеть и распаханную землю, и отрешенность кристалла. И вместе с тем все, что обозначили, надо было бы упомянуть лишь во вторую очередь.

Так как он мало походит на любое вынужденное состояние, то мы ищем в нем стремление к исполненности, сиятельное излияние, исключительную самоотдачу. Это не вынужденность, это и не недостаток, а избыток обильной полноты, золотоносное пламя и беременность целого мира. Куда бы ни падал его луч, тут же возникает неведомая красота; куда бы он ни ставил свою ногу, тут же произрастают охапки цветов, его объятия высвобождают людей и вещи из божественного плена! Это — то самое состояние, которое на символьном языке проческой духовности древности именовалось «ЭРОС КОСМОГОНОС». Как скудность полового инстинкта оказалась рядом с ним? Как все это великолепие оказалось сведено лишь к акту соития? И как к нему ведет подлинная любовь, которая в состоянии попрать смерть?

На эти вопросы легче ответить, принимая во внимание природу Эроса, нежели его свойства, а потому мы отказываемся от них. Вместо этого мы намерены жирными линиями наметить выявленные нами ранее контуры Эроса. Только так мы сможем противопоставить его собственно сексу. Из тех немногих черт, мы нам были явлены, мы можем увидеть картину, которая была смелыми штрихами обрисована Ницше в «Рождении трагедии», когда тот изображал состояние вакхического опьянения. При этом он приводит юношескую «Оду радости» Шиллера, чтобы сделать более доступной вакхическую волну энтузиазма, которая непосредственно связана с Эросом. Вне всякого сомнения, эротическое состояние также можно именовать вакхическим (дионисийским), хотя это не совсем одно и то же, по крайней мере, нельзя утверждать, что вакхическое — это и есть эротическое. Однако оба эти явления отмечены экстатическим состоянием души, которые сметают препоны «индивидуализации» (со ссылкой на Ницше и Шопенгауэра) и способны вновь погрузить в особую, элементарную жизнь.