Космопорт 2014 № 12 (13)

— Ну, знаете… сейчас трудно делать какие-то прогнозы о будущем вселенной. Если и дальше будет продолжаться эта тенденция с падучими звёздами, мы рискуем потерять вселенную ещё до Большого Сжатия.

— Но ведь это не коснётся Солнечной системы?

— Как сказать. Вселенная, штука сложная, в ней всё взаимосвязано… Очень может быть, что вымирание звёзд достигнет какого-то критического значения, когда это коснётся и нашей системы. Одно могу сказать точно, эту эпопею с желаниями кончать надо, и не только потому, что люди гибнут… но и звёзды.

Бегу в умирающую ночь.

Спохватываюсь, что где-то сейчас падает вторая звезда, я же двоих угробил. Нет, звезду упускать нельзя, это последнее дело — звезду упустить, желание надо подготовить…

Треск вертолёта.

Ещё не знаю, куда и откуда, но чувствую — это за мной.

Молюсь, чтобы успеть. Ищу падающую звезду, ну где же ты, мне бы ещё загадать про Ласточку свою… или два раза одно желание нельзя…

— Я вам даже точно могу сказать, когда останется три процента звёзд от всех существовавших… Начнутся необратимые явления, которые затронут и нашу Землю тоже. Так что я бы посоветовал службам безопасности работать оперативнее.

— Вот он!

— Да не ори, спугнёшь его.

— Ага, не ори, вертолёт вон как трещит.

— Тоже верно. Давай вниз!

Худой мужчина стоит на обочине, смотрит в звёздное небо, ищет упавшую звезду. Двое выходят из вертолёта, приближаются к нему.

— Ни с места!

Человек на обочине поднимает руки.

— Вы обвиняетесь в убийстве человека…

— …двух человек.

— Даже двух?

— Я не себе… я Ласточке моей… это у неё… мука… мука…

— Какая ещё мука? Пшеничная?

— Болезнь такая… мука… дальше не помню, как… дышать не может…

Димуль жмёт крючок, выстрел разрывает тишину ночи. Человек у обочины падает в пыль.

— Ты… ты чего?

Лизка не понимает, Лизка не верит себе, в инструкции ничего такого не написано, чтобы в задержанных стрелять…

— Так нельзя же…

Димуль обнимает Лизку.

— Отвернись. Не смотри…

Лизка слушается, Лизка уже знает, что надо Димуля слушаться, как скажет, так и надо делать.

Димуль ждёт. Смотрит в почти беззвёздное небо. Ждёт…

Яркая искорка чертит небосвод, падает в никуда.

— Ну, всё… давай полицию вызванивать. Официальная версия — сопротивлялся, тебя хотел убить, я его хлопнул.

— А как же…

— …сопротивлялся, тебя хотел убить, я его хлопнул.

— Но… зачем ты…

— Затем. Всё, Лизок, дом за городом у нас будет… хватит уже по чужим углам шляться…

У Лизки вспыхивают глаза:

— Загадал?

— Загадал. Сбудется.

— Я вам более того скажу, сейчас осталось две звезды… до тех самых трёх процентов. А что будет дальше, не знаю…

Вселенная закручивается сама на себя, мир захлёстывается сам на себе мёртвой петлёй…

Александр СИЛЕЦКИЙ Я УШЁЛ, НО ВЫ МЕНЯ НАЙДЁТЕ…

Вы хотите, дети, сказку? Я вам расскажу.

Быть может, всё покажется вам правдой, но ведь и она частенько — та же сказка, разве что приправленная всяческого рода специями вроде собственного опыта, чужого мнения и разных ситуаций, в которых действовал ты сам или уж, по крайней мере, в которых кто-то побывал и после с необыкновенно важным видом шепотком тебе поведал, — это, право, та же сказка, и потому я честно расскажу вам всё, что слышал, всё, что знаю, как вы и хотели.

Жил да был на свете славный парень, лихой Наездник Билли Джонс-Иван Дурак Пустой Карман-Большое Сердце. Такое уж он имя получил, и было отчего: карман и вправду у него всегда был пуст, деньжата, если появлялись, не залёживались в нём — они транжирились на всю округу, выручая каждого, кому особенно сейчас нужны; а между тем Билли-Иван скакал на своём вещем коне по пустыням и степям, по горным тропинкам и долинам рек, распевал чудесные песни, которые сам на ходу сочинял, трубил в рог, чтобы люди знали, где его найти, и увлекал за собой миллионы сердец, старых и юных, в неведомые края и к неслыханным подвигам — он знал, что люди любят его, что в каждом, с кем он встретился или кто хотя бы слышал о нём, осталась жить и гореть частица его души, благородной и романтичной, — вот каков он был, этот Наездник Билли Джонс-Иван Дурак Пустой Карман-Большое Сердце.

А потом в пустыни пришли люди, которые не слышали о нём ничего — есть ведь такие на свете! — или слышали, да позабыли, они построили дома, дороги и плотины, и разлились новые моря, задымили заводы, степи покрылись глубокими оврагами, и не стало Билли-Ивана, он исчез — ему не хватало уже места, где можно вольно скакать и распевать свои песни, и трубить в большой красивый рог.

Люди сказали: настали иные времена, а против времени даже Билли-Иван был бессилен, и он ушёл — куда, никто толком и не знал, кое-кто ещё помнил о нём, да что такое воспоминание! — ведь никто больше не звал людей из детства в мятежный мир зрелости, и в людских сердцах погасла искра веры в необыкновенное, мир мчался, стремился к совершенству гигантскими шагами, а Билли-Иван был для него — наивный и смешной анахронизм.